Гарри Гаррисон - Я тебя вижу
После этих слов на календаре быстро замелькали цифры.
- Спасибо хоть за это, - буркнул Карл, плюхаясь на койку.
Монотонный голос, проигнорировав его замечание, послышался вновь:
- Кроме того, тебе назначено поощрение. Согласно Кодексу исполнения приговоров, твой акт личного героизма, во время которого ты рисковал собственной жизнью ради спасения жизни другого человека, признается просоциальным и соответственно истолковывается. Поощрение равняется уменьшению срока на три года.
Карл вскочил, изумленно уставившись на динамик. Это что, шутка? Но на его глазах в календаре завертелись шестеренки, а цифры, отсчитывающие годы, начали медленно меняться. Восемнадцать.., семнадцать.., шестнадцать.
Вот это да! Три года долой. Карл никак не мог в это поверить, но доказательство было у него прямо перед глазами.
- Контроль приговора! - крикнул он. - Выслушайте меня! Что произошло? Каким образом поощрения сокращают срок? Почему я не знал о такой возможности раньше?
- Общественность не информируют о возможностях сокращения срока, - ответил механический голос. - Это может побудить людей нарушать закон, поскольку страх перед наказанием считается фактором, предотвращающим преступления. Как правило, осужденному не говорят о такой возможности, пока он не отбудет первый год наказания. Но ваш случай - исключение, поскольку вы были поощрены до окончания первого года.
- Как я могу узнать больше о сокращении срока? - нетерпеливо спросил Карл.
Динамик на секунду смолк, потом голос продребезжал снова:
- Вашего Советника зовут Присби. Он даст вам все необходимые советы и пояснения. Вы записаны к нему на прием завтра на тринадцать часов. Вот его адрес.
Машина щелкнула и выплюнула карточку. На этот раз Карл ждал наготове и подхватил ее прежде, чем она упала на пол. Он держал карточку осторожно, почти с любовью. Его срок уже уменьшился на три года, а завтра он узнает, что можно сделать, чтобы уменьшить его еще больше.
***
Разумеется, он пришел рано, почти на час раньше назначенного времени. Робот-секретарь промурыжил его в приемной до последней минуты. Когда Карл наконец услышал щелчок открываемой двери, он едва не бросился к ней бегом. Заставив себя шагать медленно, он вошел в кабинет.
Советник по приговорам Присби оказался похож на консервированную рыбину, смотрящую на мир сквозь донышко бутылки. Он был уродливо толст, с мертвенно-белой кожей на опухшем лице и бульдожьими щеками. Сквозь очки с толстенными стеклами на Карла уставились увеличенные линзами немигающие зрачки. В мире, где контактные линзы давно стали нормой, его зрение было настолько скверным, что не поддавалось корректировке крошечными линзами. Вместо них он носил анахроничные очки, балансирующие на кончике распухшего носа.
Когда Карл вошел, Присби не улыбнулся и не произнес ни слова. Приклеившись к нему взглядом, он наблюдал, как его подопечный подходит к столу. Глаза Присби напоминали Карлу видеосканеры, которые он ненавидел с детства, и он тряхнул головой, избавляясь от этого сравнения.
- Меня зовут... - начал он.
- Я знаю твое имя, Тритт, - прохрипел Присби. Для его мягких губ голос казался чересчур грубым. - А теперь сядь на стул - на этот.
Он ткнул ручкой в жесткий металлический стул перед своим столом.
Карл уселся и тут же заморгал - его лицо залил свет нескольких ярких ламп. Он попытался отодвинуть стул назад, но вскоре понял, что тот привинчен к полу. Тогда он уселся спокойно и принялся ждать, когда Присби заговорит.
Наконец Присби опустил стекляшки глаз и взял со стола папку с бумагами. Он пролистывал ее целую минуту, прежде чем произнес первое слово.
- Очень странное у тебя личное дело, Тритт, - проскрипел он наконец. - Мне оно совершенно не нравится. Даже не знаю, почему Контроль позволил тебе прийти ко мне. Но раз уж ты здесь - объясни.
Карл заставил себя выдавить улыбку.
- Видите ли, меня поощрили уменьшением срока на три года. Тогда я впервые узнал о такой возможности. Контроль послал меня к вам и сказал, что вы предоставите мне более подробную информацию.
- Зря потратил время, - бросил Присби, швыряя папку на стол. - Ты не имеешь права на уменьшение срока, пока не закончится твой первый год. Тебе ждать еще почти десять месяцев. Тогда приходи, и я тебе все объясню. Можешь уходить.
Карл не шелохнулся. Он стиснул лежащие на коленях кулаки, чтобы не сорваться. Щурясь от яркого света, он разглядывал равнодушное рыло Присби.
- Но вы же видите, что мне уже сократили срок. Возможно, именно поэтому Контроль и велел мне прийти...
- Ты что, собираешься учить меня законам? - холодно прорычал Присби. - Это я здесь сижу, чтобы учить тебя уму-разуму. Ладно, объясню, хотя смысла в этом нет никакого. Когда ты отбудешь первый год приговора - реальный год и полностью отработанный, - тогда и получишь право на уменьшение срока. Через год ты получишь право просить перевода на работы, где предусмотрена скидка во времени. Это опасные работы. К примеру, на ремонте орбитальных спутников день засчитывается за два. Есть даже некоторые работы в атомной промышленности, где день идет за три, но они очень редки. При такой системе осужденный помогает сам себе, учится социальной ответственности и одновременно приносит пользу обществу. Разумеется, сейчас к тебе это не относится.
- Но почему? - Карл вскочил и замолотил кулаками по столу. - Почему я должен мучиться целый год на этой идиотской, никому не нужной работе? Она совершенно бессмысленна и бесполезна. Это пытка. Ту работу, которую я проделываю за ночь, может за три секунды сделать робот после возвращения грузовика. И вы называете это обучением социальной ответственности? Унизительная, тупая работа, которая...
- Сядь, Тритт! - Присби сорвался на писклявый визг. - Ты что, не понял, где находишься? Или кто я такой? Это я указываю, что тебе следует делать. Ты не имеешь права говорить мне ничего, кроме "да, сэр" и "нет, сэр". И я говорю, что ты должен сперва отработать первый год, а потом являться сюда. Это приказ.
- А я говорю, что вы не правы! - заорал Карл. - Я найду на вас управу обращусь к вашему начальству. Вы не имеете права вот так запросто распоряжаться моей жизнью!
Присби тоже вскочил, его лицо исказила гримаса - карикатурное подобие улыбки.
- Ты никуда не сможешь пойти, - взревел он, - и жаловаться тебе некому, потому что последнее слово всегда за мной! Ты меня понял? Я указываю, что тебе делать. Я говорю, что ты будешь работать, - и ты станешь работать. Или ты сомневаешься? Не веришь в то, что я могу с тобой сделать? - На его бледных губах выступила пена. - Я заявлю, что ты орал на меня, выкрикивал оскорбления, угрожал, - и запись это подтвердит.
