Виктор Комаров - «На суше и на море» - 85. Фантастика
Мареев уже понял, что сейчас подлинным начальником «Горной» стал не Слюсаренко, а Воронов. В критические моменты бывает, что реальным руководителем оказывается не тот, кто облечен официальной властью, а тот, кто способен найти правильное решение и повести за собой людей. Видимо, почувствовал это и сам Слюсаренко. Именно это, должно быть, и потянуло его к Марееву — постороннему человеку, также оказавшемуся в роли наблюдателя…
— Приступим! — распорядился Воронов и опустился во вращающееся кресло перед пультом. — А вы, — обратился он к радисту, — идите и все же старайтесь пробиться и передать предупреждение.
Двое сотрудников со шлемом энцефалоскопа в руках, уже подключенным к системам оповещения и предупреждения, приблизились к Воронову и по его знаку стали осторожно прилаживать шлем.
В этот момент в аппаратную стремительно вошла молодая женщина.
— Что случилось? — тревожно спросила она, видимо сразу уловив напряженность обстановки.
Сотрудники, колдовавшие над Вороновым, застыли со шлемом в руках. Сейсмолог приподнялся в своем кресле. Лицо его преобразилось:
— Ты… Сегодня.
«Лена» — понял Мареев.
— Так, что тут все-таки происходит? — требовательно повторила девушка.
Кто-то молча показал на экран дисплея. Должно быть, она сразу все поняла, так как, на мгновение оцепенев, рванулась к Воронову и схватила его руку:
— Что ты хочешь сделать?
Он виновато улыбнулся. Молча…
— Нет! Нет! — вскрикнула она. — Я не хочу… Нет!
Он взял ее за руку.
— Лена…
Их глаза встретились.
И больше она не произнесла ни слова. Только отступила на шаг и застыла, неподвижно глядя на Воронова.
Мареев невольно пригляделся к девушке. Красивой ее нельзя было назвать, но было в ней что-то такое, что останавливало взгляд. Легкий свитер и светлые джинсы плотно облегали ее легкую фигурку. Прямые волосы рассыпались по плечам. Узкий разрез глаз и чуть широкие скулы придавали ее окаменевшему лицу что-то азиатское. Губы были плотно сжаты…
— Так надо, Лена, — тихо сказал Воронов и еще раз улыбнулся, но уже не виновато, а ободряюще.
И она, видимо уже овладев собой, едва заметно кивнула ему в ответ.
Воронов снова сделал знак своим помощникам, и они начали закреплять шлем у него на голове. Теперь он выглядел существом из какого-то другого мира. Опутанный проводами, он сидел в кресле, отделенный шлемом энцефалоскопа от всего окружающего, — человек, ставший решающим звеном в сложной электронной системе и готовый слиться с окружающей природой. Но видимо, мысли его все еще были здесь, в аппаратной. Он медленно повернул голову и еще раз посмотрел на Лену. Она снова кивнула ему и выбежала из комнаты.
Секунду помедлив, Воронов глубже вдавился в кресло, протянул руку и резким движением нажал одну за другой две большие красные кнопки…
Мареев машинально перевел взгляд на табло, затем на экран дисплея. Словно что-то мгновенно могло измениться. Но там все оставалось по-прежнему.
Прошла минута. Другая… Ничего не происходило. Если что-то и совершалось, то оно было невидимо и неощутимо даже для приборов. И от этой неощутимости у Мареева возникло странное чувство нереальности происходящего. Будто он перенесся в далекое научно-фантастическое будущее. Или скорее во времена мистических ритуалов древних инков или египетских жрецов… Заклинание природы! Человек — против стихии!.. Но человек современный — во всеоружии научных знаний и технических возможностей…
Воронов продолжал сидеть неподвижно, закрыв глаза, казалось, он погружен в гипнотический сон. Лицо его побледнело, нос сразу заострился, как у мертвеца. И только чуть заметно приподнимался и опускался в такт дыханию накладной карман на клетчатой ковбойке, а вместе с ним выглядывавшая из него шариковая ручка.
Вернулась вскоре Лена в белом халате с медицинским чемоданчиком в руке и остановилась у входа, включившись в общее ожидание…
И вдруг в аппаратной что-то изменилось. Неуловимо, но изменилось. Может быть, чуть сильнее Воронов сжал побелевшими пальцами подлокотники кресла, чуть подалась вперед Лена, чуть выше поднялись брови на лице Слюсаренко. Мареев скорее не увидел все это, а почувствовал. И сразу быстрее побежали на табло цифры, зазмеились линии графиков. И даже те, кто сидел спиной к табло, каким-то шестым чувством уловили это и повернули головы…
Стихия, подумал Мареев, сама по себе она мертва. Грозные явления природы… Разве были они грозными, когда на Земле еще не было человека? Ураганы, наводнения, землетрясения… Грозными для кого? Только с появлением человека явления природы обрели определенный смысл… Мареев отчетливо, почти зримо, словно перед ним на экране замелькали кадры мультипликационного фильма, представил себе, как мощные электрические импульсы бегут по многочисленным кабелям к различным пунктам окружающей местности, как они заставляют деформироваться — сжиматься и разжиматься горные породы и гасят вот-вот готовое вспыхнуть пламя сейсмической катастрофы. И тут же на этом внутреннем киноэкране возник другой кадр: человеческий мозг, и от него во все стороны бегут управляющие импульсы, а к нему стекаются сведения о состоянии горных пород, сигналы обратной связи…
Нет, не человек — против стихии, а человек, слившийся со стихией, с окружающей средой. И получивший в результате этого слияния совершенно новые возможности…
И снова в аппаратной что-то изменилось. Теперь все смотрели на экран дисплея. Там медленно, словно сопротивляясь, сменялись цифры. Вместо одиннадцати баллов катастрофического прогноза значились уже девять… Потом девятка уступила место восьмерке. Дальше перемены стали происходить во много раз быстрее. Семь, шесть, пять, четыре балла. На этом движение цифр прекратилось.
Мареев перевел взгляд на Воронова, продолжавшего все так же неподвижно сидеть в своем кресле. Лицо его стало еще бледнее. И вдруг руки, сжимавшие подлокотники кресла, напряглись, сейсмолог весь сжался, словно совершая последнее усилие, и в то же мгновение все ощутили легкие колебания и слабый толчок. Накопившиеся в земной коре напряжения разрядились безобидным четырехбалльным землетрясением.
Пальцы Воронова разжались, и руки бессильно повисли. И словно после стоп-кадра все вокруг пришло в движение. Вскрикнув, Лена со шприцем наготове бросилась к Воронову. Подняв рукав ковбойки, сделала укол. Ассистенты, торопясь, расстегивали ремни, стараясь как можно быстрее снять шлем. Но когда это было сделано, голова Воронова безжизненно качнулась и откинулась на спинку кресла.
