Фредерик Браун - Мистер десять процентов
Третий год моей артистической карьеры начался моим первым ангажементом в качестве звезды в значительном фильме. Это пять тысяч в неделю. В фильме было две главных роли. Моей партнершей оказалась молодая восхитительная красотка, восходящая звезда по имени Лорна Говард. Перед съемкой продюсер свел нас в своем кабинете, чтобы уточнить кое-какие детали. У него, видите ли, мелькнула идея.
- Послушайте меня, ребята. Конечно, это только предложение, - сказал он. - Вы оба молоды и свободны. Что, если бы вы поженились? Это станет отличной рекламой. Фильму будет обеспечен успех... да и ваша карьера... В конце концов, можно считать это браком по расчету. - Он хорошо сыграл безразличие.
Повернувшись к Лорне, я вопросительно поднял бровь.
- А вы как относитесь к браку по расчету?
- Все зависит от того, что считать браком по расчету, улыбнулась она.
Вот так решился вопрос о нашей свадьбе. Сейчас, вспоминая свое прошлое, я затрудняюсь объяснить, почему я не использовал в отношении женщин на полную катушку те возможности, которые мне предоставили мои успехи в актерской карьере. Конечно, монахом я не жил, но мои связи с женщинами были и немногочисленны, и неинтересны, точнее, безлики и серы. Серьезных привязанностей у меня не случалось. Два года пролетели в напряженной работе, и к концу дня я порой так уставал, что хотелось только добрести до постели. Тут уж не до женщин, когда рано утром нужно торопиться на съемочную площадку. Иногда по целым неделям у меня не возникало желания.
После женитьбы все изменилось. Хотя любовь между нами так и не возникла, брак наш не остался в границах фиктивного. Лорна была соблазнительна в той же степени, в какой и красива. Поначалу все было замечательно, и меня это вполне устраивало. Мы не испытывали друг перед другом никаких моральных обязательств, были абсолютно свободны: любви-то не было. Не было и ревности. Со своей стороны я никогда не пользовался этой свободой, мне хватало Лорны. А вот меня ей было недостаточно. Я вскоре заметил, что у нее есть интрижка. Я также понял, что эта связь занимает процентов десять, когда узнал, кто ее любовник.
Воспитывать жену не было оснований, но брак сразу утратил для меня весь свой вкус. Она это почувствовала и постепенно стала отдаляться от меня. Наконец, однажды, уже закончив сниматься в фильме, она съездила в Рино, чтобы тайно развестись со мной. Кстати, мне это не стоило ни гроша. Она была богаче меня. Я уверен, что, если бы мне пришлось заплатить за развод или выплачивать алименты, десять процентов этих моих расходов были бы мне возвращены.
Жизнь продолжалась. Мне предложили контракт на следующую роль. Оплата была астрономической. Вот здесь-то я и понял все. Большинство людей не очень-то разбирается в финансовых тонкостях, я и сам никогда не задумывался о них. А тут пришлось. Если облагаемая часть дохода превышает двести тысяч долларов и налогоплательщик не женат, девяносто один процент с того, что превышает двести тысяч, забирается. Налогоплательщику остается только девять процентов, из них еще полагается заплатить местные налоги. А я должен был отдать еще десять процентов общего дохода, которые идут из рук в руки, то есть не списываются. Итак, я начинал терять деньги, едва мой доход переваливал за двести тысяч. Дойди я до полумиллиона, все мои сбережения уйдут на десятипроцентный налог. Звездой мне не бывать!
Однако убить Роско я решил не поэтому. Хотя положить конец нашему договору было давно пора. Вообще-то денег мне не так уж хотелось, всемирной славы тоже. Во всяком случае, можно было играть в одном фильме за год. Многие звезды так и делают. Конечно, радости такой расклад принес бы мало, да и Рамспэй был бы не в восторге. Но... что прикажете делать, не платить же свои деньги за свою же работу.
К роковому шагу меня толкнуло то, что я влюбился. Любовь нахлынула внезапно и охватила меня всего. Я преобразился. Это была первая в моей жизни любовь и, как я был убежден, последняя. Слава Богу, она не была актрисой и никогда ни о чем таком не мечтала. Ее звали Бесси Эванс. Она была простой машинисткой. Она влюбилась в меня так же сильно, как я в нее, и тоже с первого взгляда.
Обычной пошлой связи с Бесси я не хотел. Я мечтал жениться на ней, жить честно и спокойно. Поэтому Роско нужно было убрать. Пока Роско был жив, я не мог жениться. И не хотел. Если он получит десять процентов и с этого брака, я все равно его убью. Так что лучше убить заранее.
Объяснить Бесси, почему мы не можем пожениться немедленно, было трудно. Я просто попросил ее верить мне. Она и верила. Моя бедная девочка, как она мне верила!
Я тщательно продумал план уничтожения Роско. Я так хотел освободиться! Бесси я поселил в маленькой квартирке в Кербанке под другим именем. Я ходил к ней так редко, как только позволял жар нашей любви. Когда шел к ней, принимал все меры предосторожности, чтобы меня не выследили.
Не хочу описывать все мои приготовления к убийству Роско. Я раздобыл револьвер, который будет обнаружен на месте убийства, но на меня не укажет ни в коем случае. Подобрал ключ от его квартиры. Я загримировался так хитро, что никто бы меня не опознал, если бы увидел в его квартире или на улице возле его дома.
Около трех утра я открыл дверь в его квартиру. Сжимая револьвер, почти бесшумно я пробрался через гостиную и рванул дверь в спальню. В тусклом свете наступающего утра, сочившемся из окна, я увидел, как он сел в постели.
Я выстрелил шесть раз.
После выстрелов наступила абсолютная тишина. Я уже шел обратно, когда услышал скрип осторожно закрываемого окна. Он доносился из кухни. Я вспомнил, что кухонное окно у Роско выходит на пожарную лестницу.
Я замер от ужасной мысли. Дрожащей рукой я потянулся к выключателю. В спальне вспыхнул свет. Моя ужасная догадка догадка подтвердилась. В кровати был не Роско. В кровати была Бесси. Теперь одна Бесси... Это она поднялась навстречу мне. Десять процентов Роско брал со всего: с доходов, с брака, с...
Я умер уже там, в этой проклятой спальне. Жить мне было ни к чему, и если бы в револьвере оставалась хоть одна пуля, я пустил бы ее себе в лоб. Я машинально позвонил в полицию, чтобы правосудие выполнило за меня эту работу, отправив в газовую камеру.
На вопросы полиции я отказался отвечать, чтобы не дать адвокату возможности уцепиться за мою невменяемость. Когда он ко мне явился, я наплел ему всякого вздора, он насобирал для защиты кое-какого материала. На процессе инициативу захватил прокурор, на его перекрестном допросе я позволял методично отрывать от себя кусок за куском. Мне нужен был только смертный приговор!
Роско словно провалился, никто не знал, где он. Его пытались найти, чтобы допросить, ведь преступление совершилось в его квартире. Однако особенно они не усердствовали: все и без него было ясно.
