Всеволод Ревич - НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 26 (1982)
Да, про нее нельзя было сказать, что она «устала». Умереть в девятнадцать лет, когда жизнь так прекрасна!
— Когда жизнь так прекрасна… — произнесла я вслух, и в отношении ее эта фраза не показалась мне нелепой.
— Я хочу умереть, — повторила она.
— Но причина?
— Я, кажется, имею право не ответить.
— Что же, конечно.
— Тогда я не отвечу.
Голос ее стих до шепота, и тут я впервые заметила в девушке какую-то аномалию. Будто невидимая болезнь подтачивала ее изнутри. Может, так и есть?
— Вам нужно пройти обследование. Зайдите в камеру. Разденьтесь.
Девушка скинула тунику, На цветном экране я теперь видела ее всю, стройную, крепкую, бронзовую от загара. Включила приборы и придирчиво обследовала каждую часть ее организма, от маленьких узких ступней до кончиков натуральных волос. Девушка оказалась абсолютно здоровой, насколько вообще можно быть здоровой в девятнадцать лет. Даже ни одного запломбированного зуба!
Ее мозг по общим показателям тоже был вполне здоров. Для меня остались скрытыми разве что ее мысли, но чтобы их узнать, пришлось бы вести ее в лабораторию, что было крайне заманчиво, но неосуществимо.
Я все не выключала экран: я поймала себя на том, что любуюсь ею. Убить все это, обезобразить, превратить в горсть золы. Абсурд.
А что, если… Душа Ингрид Кейн в этом теле. Заманчиво. Но я не хотела проводить свой последний эксперимент в такой спешке. Надо еще тысячу раз подумать, проверить. Ведь в случав неудачи Ингрид Кейн умрет, так и не удовлетворив своего любопытства. Еще хотя бы полгода.
Но через полгода этой девушки уже не будет. К тому же через месяц-другой я просто рухну где-нибудь на дорожке парка, и не сработает гипотермия, и отключится сознание. Как было с Бернардом. Есть над чем подумать.
Ее волосы. И ноги. В молодости я была, кажется, ничего себе, но с волосами у меня вечно не ладилось, а надевать платье выше колен было категорически противопоказано. Неужели ты все еще женщина, Ингрид?
— Можете одеться. Ваше имя?
— Николь. Николь Брандо. — Она застегнула ремешки сандалей и выпрямилась. — Если вы мне не поможете, я брошусь с крыши. Или с моста.
По выражению ее лица я поняла, что она действительно так сделает. Какая странная девушка. Она не выглядела здоровой, несмотря на свое здоровье, несмотря на красоту и молодость. С подобным парадоксом я столкнулась впервые.
— Хорошо. Вам полагается три дня, чтобы подумать и достать необходимые документы.
— Что нужно?
Она аккуратно, как школьница, записала в блокнот.
— Значит, в субботу, ровно в двенадцать. Я приду. До свидания, мадам Кейн.
***
До двенадцати оставалось восемь минут, когда я вышла из лаборатории, ставшей теперь просто замусоренным помещением, в котором выжившая из ума старуха разводила обезьян, собак и кошек. Я очень устала и едва тащилась через парк к дому, прижимая к животу ДИКа, для отвода глаз упакованного в нарядную рождественскую коробку с бананами. Он был достаточно тяжел, но я никому не доверила бы его нести, даже Жаку. Вновь перед глазами плыли темные круги, воздуха не хватало, в груди давило и поскрипывало. Пожалуй, я никогда так хорошо не понимала своих клиентов, как в эту минуту. Надоело, устала. Но нет, еще одно усилие. Мне интересно, что получится.
Как всегда, везет. Не только удалось доползти до усыпальницы, но и остаться незамеченной. Я надежно спрятала ДИКа в кадке с финиковой пальмой и пошла наверх.
— Как вы себя чувствуете, мадам?
— Прекрасно, Жак. Лучше чем когда бы то ни было.
— Вы плохо выглядите. Я вызову Дока.
Только этого не хватало! Док живо определит мое состояние, и тогда не миновать стационара в клинике. Часы пробили двенадцать.
— Чепуха, Жак. Просто немного устала. Я, пожалуй, полежу. Если придет девушка, дай знать.
— Слушаю, мадам.
Кажется, я вздремнула, а когда открыла глаза, часы показывали двадцать минут первого.
Не пришла. Все правильно. Было бы странно, если бы пришла. И тут же услышала на лестнице грузные равномерные шаги Жака.
— Девушка ждет, мадам.
Она сидела в шезлонге перед домом. Глаза закрыты, руки сложены на коленях, осунувшееся лицо, бледность которого еще больше подчеркивало не шедшее к ней дымчато-серое платье.
— Я немного опоздала. Извините, мадам, я прощалась с… этим. Она повела рукой вокруг.
Прощалась? Прощаются с тем, что жалко оставлять. Ей не хочется уходить из жизни, но она уходит. Парадокс, нелепость. Но мне не было до нее дела, я думала только о предстоящем эксперименте.
Я заторопилась.
— Где документы?
Непредвиденное обстоятельство — документы оказались фальшивыми. Неприятности с полицией мне ни к чему, но я тут же сообразила, что эти документы вообще не понадобятся, потому что через час их не с кого будет спрашивать. А если девушке хочется остаться инкогнито, тем лучше.
Я сунуло их в сумочку. Девушка пристально смотрела на меня. Поняла, что я заметила?
— Благодарю вас, мадам Кейн.
Поняла. Ну и пусть. Это тоже не имеет значения.
— Пошли, Николь.
Мне не надо было прощаться с «этим». Мне не было ничего жалко. Я все уже тысячу раз видела. Все. И я устала. Я вела ее и себя на последний эксперимент Ингрид Кейн. Если все пройдет удачно, мы обе будем через чае мертвы. Наполовину мертвы. У меня умрет тело, а у нее душа. Любопытно, кто на нас потеряет больше?
Девушка вскрикнула: она поранила ногу о торчащий из земли металлический прут. Я смочила платок одеколоном и тщательно продезинфицировала ранку. Николь слабо улыбнулась.
— Спасибо, мадам, это уже ни к чему.
Любопытно, как бы она реагировала, если бы знала? И вот, наконец, мы с ней в усыпальнице.
Я чувствовала себя отлично, слабость и дурнота прошли. Мозг работал быстро и четко. Я уложила девушку на софу в безопасном отсеке и надела ей на голову "волшебный шлем".
— Последнее желание? — усмехнулась она.
Я кивнула. Но я обманывала ее. Ни она, ни я не получим этого прощального подарка, который выдавался лишь в обмен на подлинную смерть. Моя давняя выдумка не поддавалась жульничеству, Ее душа, мое тело — этого было недостаточно, Я начала жульничать.
— Выпейте это. Закройте глаза, расслабьтесь. Думайте о своем последнем желании. Прощайте, Николь.
— Прощайте, мадам Кейн.
Чудачка, ее прямо-таки колотила дрожь. Но постепенно снотворное, которое я ей дала, начало действовать, серые губы порозовели, раскрылись в улыбке.
— Дэвид, — явственно произнесла она.
Дэвид. Мужское имя. Всего-навсего. Признаться, от нее я ожидала что-нибудь поинтереснее.
