Брайан Олдисс - Птицы Марса
— Да плевать. Пусть хоть черту сбагрят этот Марс.
Престон присел на лежаке, обхватив руками колени.
— Не скажи. Я серьезно. Понимаешь, с годами начинаешь смотреть на вещи глубже. Потребности, сожаления, желания… То, как работает импрессионный участок мозга… Я по молодости только и был озабочен, как бы с кем-то переспать. Помнишь ту работу в Чили? Я тогда подцепил… а может, это она меня подцепила?.. В общем, была такая Кармен. Я-то думал, развлечемся ночку да разбежимся, а оно возьми и затянись… Странная это вещь. То были сами по себе, а то вдруг вместе, да еще как… Она так мило умела смеяться… — Престон задумчиво умолк. «А ведь еще никто и никогда не смеялся на Марсе». — Кармен! Помнится, до ее дома добирались на древнем автобусе. Она держала меня за руку, ладонь шершавая. А у меня гладкая-прегладкая — встреча двух миров, — даже неудобно стало. Все заморское брало за душу. Хлебом не корми, дай только отыметь кого-то из местных… Она жила в маленьком поселке под Сантьяго. В город подалась на время; услышала, мол, туристы-иностранцы при деньгах, вот и решила слегка подзаработать, ерзая на спине. Так оно и вышло. Но знаешь, ее дом… Господи, я и не думал, что на свете бывает такая нищета. Она жила в лачуге, а сбоку типа навеса… как бы сарай, что ли, с крышей из жестяной гофры, где держали осла с тележкой…
— Ты мне все уши прожужжал своими ненаписаными мемуарами! — насмешливо отозвался Симпсон. — Хорошо еще, не про хронический запор и боль в гонадах, как прошлый раз. Извращенец.
— …Передать не могу, как было здорово находиться рядом с ней. Вот он, подлинный мир — до того всамделишный, что у меня после нее даже краник подтекать начал. Спали на голом матрасе. У нее был какой-то мужик, но он свалил, едва родился ребенок. На время отлучек за дитем присматривала бабка. Она же и осла кормила. Уж эта старушка знала, каким сволочным бывает племя в штанах… А Кармен все нипочем. Характер от природы — во! — не прошибешь. Тяжеленькие такие, аккуратные титьки, немножко с растяжками. Заранее ждала от мужиков, что они будут бросать своих баб, пускай те как знают сводят концы с концами да детей растят. Вкалывала как про́клятая, развозила что-то на осле этом с тележкой… Ладно, извини. Увлекся. Просто знаешь… ну… уж очень богатый жизненный опыт.
— Интересно, какая доля женщин живет примерно как Кармен? — отозвался Симпсон. — Сдается мне, отыщется немало местечек похуже, чем Сантьяго.
— Видел бы ты ее взгляд по утрам… Чистая львица, ей-богу… Тьфу ты, вот я завелся, спасу нет! Седьмой десяток не за горами, вроде уже не мальчик. Но есть женщины, которых хоть убей не забудешь.
— Вольному воля, — позевывая, сказал Симпсон. — Что до меня, то я в Сантьяго предпочитал снимать гостиничных девок классом повыше. То что надо для койки и полнейший ноль для души. Тепленькая внутри, холодная снаружи.
Появился кофе в двух запечатанных пластиковых чашечках.
— Я к тому клоню, — продолжал Прествик, отхлебывая безвкусную жидкость, — что Кармен ничего не знала. Ни крошечки из той груды умствований, которая нам так знакома. Всяческие городские премудрости. И при этом разбиралась в вещах, нам недоступных. Когда дадут электричество на один час, в каком месте можно зачерпнуть чистой воды из реки, как сегодня чувствует себя старый ослик, как починить колесную ось, как пользоваться уличным сортиром, никому не мешая, как поддерживать огонь в очаге, чтобы не спалить всю хибару, как печь лепешки… всего не перечислишь. Наука выживания. Или как поддерживать отношения с местным священником. Я его, кстати, встретил. О них любят посплетничать, но это был воистину святой. Не задумываясь, помог бы Кармен, если б, скажем, у ее осла появилась копытная гниль… А всякий раз, когда они с матерью начинали жаловаться на жизнь, он отвечал: «Ничего страшного. Христа — и того распяли…» Мне довелось с ним пересечься. Его звали Феста, или что-то в этом духе. И знаешь, я до сих пор не забыл тот разговор. Так вот он заявил, что мужики идиоты. Потому как не ценят женщин, а ведь те дарят жизнь. Сказал, что есть женщины с особыми качествами. И для примера назвал Кармен. Дескать, появляется чувство уюта — так и сказал: именно уюта, — стоит только о ней подумать. Он не имел в виду сексапильность, потому что им, священникам, не положено испытывать половое влечение. Но даже вдали от нее ощущался уют… Гм, уют… Мы сидели, пили местное вино. И вот он говорит, священник этот, мол, просыпаюсь порой по ночам, весь горю, уж так ее хочется… А я-то с ней спал. Отлично понимал, о чем бормочет этот бедолага… — Прествик на секунду умолк. — А с другой стороны, у массы баб… — Он не договорил, и слова растаяли в безбожной ночи. — Нутром чую, промашку мы дали. У нас, на Западе. По-другому бы надо…
Он вновь помолчал.
— Меня послушать, так можно решить, я в том поселке годами жил. А провел-то всего два дня. Крысы меня доставали. Мы такие изнеженные… Но Кармен — да почитай, все местные — уж не знаю как, но у меня мозги по-другому заработали.
Симпсон просто ответил:
— Завидую. Честно.
— Эх, Кармен…
Между ними упало молчание, только слышалось, как губы отхлебывают жидкость.
— Я понимаю, о чем ты, — наконец сказал Симпсон. — Серьезно. Прямо-таки декорация к фильму «Простая жизнь». А если твои дети заболеют? Или ты сам? Кстати, этот ее бывший мужик, скот двуногий. Что там с ее триппером? К врачу ходила?
— Да не мог я там оставаться. Ты бы тоже не смог. Меня-то подлечили, когда я вернулся.
Симпсона уже не тянуло на продолжение беседы.
— Слушай, давай отключим запись, а? — предложил он, но Прествик будто не услышал.
— Я не мог… мы не могли жить в Чили. Если честно, жуткая страна, жуткая политика. За все спасибо Хартии вольностей. Но ты задумайся, в каком мире мы вообще живем? Сами себе мозги промываем и за это же себя корим. Да и то, насколько известно, наши мозги лепились по ходу дела: сначала какие-то морские чудища, чтоб им пусто было, потом вышло нечто вроде обезьяны. И тут как ни тужься…
Симпсон застонал:
— Боб, хватит, я тебя прошу. Уже тошнит от вечных напоминаний: дескать, мы все спустились с деревьев. Во-первых, мы давно не обезьяны. Тут, знаешь, большая разница. И во-вторых, ты хоть раз видел обезьяну-гидролога? Президент банка — еще куда ни шло, но чтоб она была гидрологом?
— Да нет же, дружище, я не об этом. Просто хотел сказать, что спасибо Дарвину со товарищи, нас освободили от Ветхого Завета. Я в восторге. Некогда мы были простой деревенщиной, считали Землю центром мироздания. Эволюционные перспективы куда волнительнее, чем любая из всех прочих теорий. Но… такое впечатление, что нам до сих пор требуется вера. Вера, понимаешь? Любая. Сдается мне, наши с тобой мозги — пардон, мозги современного человека — под завязочку забиты ошибочной верой. Конторской макулатурой. Верой в информацию. Обо всем и ни о чем. Может статься, родилась эта вера в день бомбардировки Хиросимы, чему сто лет в обед. Так вот с тех самых пор мы алкаем знаний: про квантовую теорию, массу, энергию, пространство и время, ДНК, нейроны-протоны, космологию-геологию, кредитную карточку и элементарный скример. Про все биты информации, рассыпанные по нашим столам. Вот в чем наша вера. Бог-отец, Бог-сын и прочие отправлены в ссылку взамен чего? А вот чего: Ее Величества Экономики, безбожной и неблагодарной Экономики. И как всякий верующий — где угодно, в любую эпоху, — мы сами не догадываемся, во что это обошлось человеческому духу… Кармен — католичка. Она расплатилась триппером. А мы, носители ментальной гонореи, депортируемся на Марс…
