Сергей Волков - Чингисхан 3. Солдат неудачи
Чингисхан потупился. Палка выскользнула из рук, упала в тлеющий очаг. Оэлун запахнула дели, подошла к Хасару и развязала его.
— Ветер ломает одинокое дерево, но не может согнуть рощу, — сказала она.
Хасар обнял мать. Чингисхан сел к ним спиной. Так прошло около часа. В юрте стало многолюдно — сюда явились жены Чингисхана, главы родов и племен, присягнувших ему на верность, военачальники и нукеры. Слуги разносили кувшины с кумысом и блюда с лепешками, угощая гостей.
Последним на праздник приехал Темуге. Он вошел в ханскую юрту и сел у входа, давая понять, что не собирается кланяться брату. И тогда встала Борте, старшая жена Чингисхана, и ударила в медное блюдо деревянной ложкой. Все замолчали и повернули головы к ней.
— Государь мой Чингисхан! — зазвенел голос Борте. — Разве ослеп ты? Разве оглох? Ты на грани гибели, на краю бездны. Кто вырастит малюток моих, кто заступится за них, если падешь ты в эту бездну, подобно подрубленному стволу дерева? Синяя змея свила себе гнездо на твоих землях, государь. Она перессорила тебя и братьев твоих. Завтра подует ветер — и вас не станет. Зачем тогда жить мне?
Чингисхан молчал, все ниже и ниже склоняя голову на грудь. Темуге встал, прошел на середину юрты, туда, где стояли Оэлун и Хасар. Откинув занавеску на входе, вбежал стражник-турхауд:
— Повелитель, шаман Теб-Тенгри едет на праздник!
Чингисхан выпрямился. Тяжелым взглядом обвел всех собравшихся и обратился к Борте.
— Слова твои снова оживили меня, Борте-хатун. Вечное Синее небо не оставило нас.
Резко повернувшись к братьям и матери, Чингисхан махнул рукой и процедил сквозь зубы:
— Теб-Тенгри сейчас явится. Разрешаю поступить с ним по вашему усмотрению.
Хасар кивнул и выбежал прочь, увлекая за собой трех воинов.
За войлочными стенами ханской юрты завыли трубы, зазвенели колокольчики, но все звуки перекрыли глухие удары бубна. Минуту спустя шаман, сопровождаемый восемнадцатью здоровяками-борцами, вошел и двинулся к ханскому престолу, сиявшему чистым золотом у дальней стены. Все расступались перед ним, пока процессия не дошла до Темуге.
— Ты обманул меня, колдун, — крикнул он, схватил шамана за грудки и потащил обратно на улицу, приговаривая: — Давай-ка попытаем жребий, давай поборемся, как положено мужчинам в праздник Надом.
Борцы, что прибыли с Теб-Тенгри, попытались вступиться за своего господина, но турхауды обступили их, выхватив мечи.
— Ваш черед бороться придет позже, — с улыбкой сказал им Боорчу, поигрывая шипастой булавой.
Трое нукеров и Хасар поджидали шамана. Когда Темуге выволок его из юрты, все они набросились на Теб-Тенгри, заткнули ему рот клубком шерсти, подняли извивающееся тело и начали гнуть его, подобно луку, до тех пор, пока позвоночник шамана не сломался с громким треском.
Бросив тело у коновязи, братья Чингисхана вернулись в юрту.
— Теб-Тенгри оказался другом на час, — усмехнулся Темуге. — Теперь притворяется спящим, чтобы не бороться со мной.
Чингисхан все понял и кивнул брату. Оэлун просияла — угрожавшей ее детям опасности не стало. Труп шамана увезли в его синюю юрту. Дверь и дымовое отверстие закрыли железными заслонками. Вокруг по приказу Чингисхана встали в круглосуточный караул турхауды.
Праздник Надом продолжался своим чередом. Тысячи багатуров со всей степи боролись на круглых площадках у ханской юрты. Тысячи стрелков пускали стрелы в долине, на берегу реки. Тысячи наездников участвовали в скачках, стремясь первыми прийти к шесту с красным бунчуком наверху. Все они хотели получить награды — барана, позолоченный колчан и лук, саврасового жеребца и милость Чингисхана. Но никто из них не отважился вступить в единоборство с Темуге-отчигином, человеком, который одолел самого верховного шамана.
На третью ночь с момента смерти Теб-Тенгри его тело исчезло. Это событие взволновало всех. Множество людей собралось вокруг синей юрты. Люди тихо переговаривались. Многие видели в случившемся недоброе предзнаменование.
Чингисхан в сопровождении братьев и нукеров приехал в становище шамана под вечер. Он в одиночестве вошел в юрту и пробыл там до темноты. Когда вокруг запылали костры, сын Есугея-багатура возник на пороге.
— Душу и тело Теб-Тенгри забрали тенгерины[4], — сказал собравшимся Чингисхан. — Это знак. Отныне я сам буду прозревать волю Тенгри и беседовать с Вечным Синим небом.
…Я снова в холодном салоне «Волги». Мы подъезжаем к Казани. Вспоминаю изломанное, безжизненное тело Теб-Тенгри и невольно думаю: «Вот что случается с теми, кто выступает против воли Чингисхана».
Глава вторая
Не стреляй!
У пистолета ТТ нет предохранителя. Если патрон в стволе, достаточно просто нажать на спусковой крючок. Такая вот конструктивная особенность. Я стою у двери Надиной квартиры. Мне страшно. Не за себя — я свое уже отбоялся. Но там, за оббитой коричневым кожзамом железной дверью, двое маленьких детей и женщина, которую я когда-то любил.
Никакого четкого плана действий у меня нет. Я просто должен спасти их. Наш с Гумилевым план может и не сработать, и тогда Витек легко возьмет меня за горло, причем в буквальном смысле слова. О том, что произойдет в этом случае с Надей и детьми, лучше не думать.
Хорошо, что в двери нет глазка. Хорошо, что лифт сломан. Хорошо, что в подъезде пусто и тихо.
Достаю пистолет, еще раз проверяю. Обойма полная, патроны годны к стрельбе. Правда, глушитель, сработанный неизвестными умельцами в какой-то подпольной мастерской из куска водопроводной трубы и вставленных внутрь шайб, выглядит грубовато да и звук выстрела почти не глушит — я проверял полчаса назад, отстреляв несколько патронов в подвале соседнего, недостроенного дома.
ТТ — армейский пистолет. У него очень высокая скорость пули, она превышает скорость звука. Ударная волна, создаваемая ею, слишком сильна, ее не берет ни один ПБС[5], так что глушитель на моем ТТ — скорее дань моде и бандитским понтам. Однако снять трубку я не сумел — она прикручена к стволу, что называется, «намертво».
Проходит минута, вторая… Топчусь рядом с дверью, перекладывая пистолет из левой руки в правую — и обратно. Еще несколько дней назад я не задумываясь позвонил бы, понадеявшись на везение, оружейника Токарева из Тулы и русский авось. Конь подталкивает меня именно к такому решению: действовать, действовать!
Но я больше не хочу быть марионеткой в чужих руках. Не хочу — и не буду. Когда речь идет о человеческих жизнях, нельзя рубить сплеча. В конце концов, я-то не Чингисхан!
