Святослав Логинов - Землепашец
Улегшись на живот, Гоц вытянулся во весь рост и принялся пристраивать камеру на уступе. Ветер, дующий по ущелью день и ночь, нёс белую мотыльковую метель; кочующие бабочки совершали своё извечное паломничество через горы.
Тонкий стонущий звук донёсся снизу, дрожащий, жалобный и пронзительный. Аниэль поднял голову и сам задрожал от волнения. Огромнейший бюфтон устроился на кормёжку как раз у него под ногами. Должно быть, это был тот зверь, чьи следы Гоц видел у входа в ущелье, вряд ли ещё один бюфтон решил переменить место кормёжки именно сегодня. Тело страшилища покрывал асфальтово-серый панцирь, кожа в незащищённых местах лоснилась ядовитым выпотом, спасающим от клещей. Костяной воротник, делавший бюфтонов чем-то похожими на древневымерших трицератопсов, отсутствовал, а вместо рогов бугрились тупые шишки, какими щеголяли безрогие самки. Зверь лежал на камнях, во всяком случае, нижняя массивная челюсть касалась камней, а верхняя была вздёрнута на высоту едва ли не двух с половиной метров. Круговерть несомых ветром бабочек, не замедляя хода, пропадала в бездонной глотке.
Бюфтон кричал громко и требовательно. Гоц сразу вспомнил, что кто-то из старых натуралистов утверждал, будто бюфтоны кричат не выдыхая, а втягивая воздух, чтобы заглотить побольше насекомых. Потому и крик у них тонкий и вибрирующий. На простой взгляд было невозможно определить, на вдохе или выдохе кричит бюфтон, но съёмка несомненно покажет, ускоряют бабочки свой полёт перед пастью или крик позволяет самым сильным избегнуть ловушки.
Не закончив установки Гоц трясущимися руками начал готовить камеру к съёмке. Скорей!.. Какие кадры пропадают!
Бюфтон резко вздёрнул голову, захлопнул пасть, но крик не смолк, а перешёл в хриплое клокотание. Мышцы на толстой шее напряглись, проталкивая улов в желудок, затем нижняя челюсть с костяным стуком ударила о камни, верхняя поднялась, растягивая ловчую сетку усов. Бюфтон вновь затянул переливчатую песню кормёжки.
Вот он каков, знаменитый глоток бюфтона! При съёмках с орбиты зрелище это вовсе не так впечатляет... а если добавить ещё и звук... зрители с ума свихнутся!
Гоц приник к камере, стараясь одновременно заснять всё разом: и пургу белянок, и зверя, замершего в теснине, и сами горы... В следующий миг локоть инспектора проскользил по слизи, оставленной каким-то мелким хищником, и Гоц понял, что падает. Вскрикнув, он выпустил незакреплённую камеру и вцепился пальцами в сопливый камень. Ему чудом удалось удержаться на самом краю обрыва, а вот широкофокусная камера, купленная специально для съёмок вожделенного фильма, кувырнулась вниз и забрякала по камням. Камера была сделана на совесть и падение не могло бы повредить ей, но в конце пути, описав дугу, камера влепила как раз между роговых наростов жирующему бюфтону. Вся Гоцева маскировка пошла насмарку, зверь немедленно обнаружил человека, цепляющегося за обрыв прямо над его головой.
Ужаснее мог быть лишь вид пикирующего флаера! Зверь фыркнул так, что поток бабочек взвихрился снежной круговертью. Пасть захлопнулась, напуганное чудовище ринулось в бегство. Обычно бюфтоны двигаются неспешно, пробуя на прочность каждый камень и сохраняя важную невозмутимость. Но сейчас, объятый ужасом великан сослепу ринулся штурмовать противоположный склон. Обрыв был крут, а выветрившийся камень хрупок. Камнепад не заставил себя ждать, камни, каждый из которых с лёгкостью раскроил бы голову неудачливому инспектору, с глухим стуком отскакивали от костяной брони. Бюфтон издал трубный звук, полный страха и отчаяния, с трудом развернулся в теснине и рванул к выходу из ущелья. Разбуженное эхо грохотало камнепадами, под конец где-то сошла настоящая лавина.
Аниэль Гоц ухватился за неровный край, прилагая все силы, чтобы не сползти по наклону к самому обрыву, где не было бы уже никаких шансов удержаться. Руки в перчатках мёртво впились в камень, если бы не противомоскитная маска, Гоц вцепился бы в стенку зубами.
Медленно, очень медленно Гоц отполз с проклятой площадки на карниз, узкий, но зато ничуть не покатый, даже задранный к краю. Здесь инспектору удалось встать и потихоньку отправиться в обратный путь. На место так неудачно выбранной засидки Гоц даже не оглянулся. Осторожно переступая, Гоц обогнул выступ скалы и в растерянности остановился. Дороги не было. Карниз был начисто сметён прошедшей минуту назад лавиной. Дно ущелья скрывалось в густой пыли и лишь перелётные бабочки безучастно с механической неумолимостью продолжали своё течение, скрываясь в пыльном облаке, как до этого исчезали в глотке жирующего бюфтона.
Гоц почувствовал, как крошится под ногой выветрившийся камень, и поспешно сделал несколько шагов назад. Он ещё не испугался и покуда всего лишь недоумевал, как будет выпутываться из неприятной истории. Вперёд дороги нет, назад -- тоже. Остаётся сидеть и ждать, когда тебя хватятся и придут на помощь. Флаер отыщут по маяку, дело нехитрое, а потом?.. Да и когда ещё хватятся, что инспектора нет на месте. Это ежели Римма Никифорова со складов исчезнет, все сразу возопят, а что инспектор по охране природы пропал, так они только рады будут. Гоц представил ехидную усмешечку Сагита и от бессилия заскрипел зубами. Надо же, так бездарно влипнуть!
Возле уступа, разделяющего уцелевший участок тропы на две неравных части, карниз расширялся настолько, что Аниэлю Гоцу удалось сесть, спустив ноги в пропасть. Конечно, не такая уж и пропасть, с десятиэтажный дом, но почему-то очень не хотелось падать туда, и Гоц держался за карниз, словно не было в мире места желаннее.
Пыль внизу постепенно оседала, вернее, её выносило ветром. Вскоре различимым стало дно котловины. Аниэль Гоц глянул вниз и скривился, как от зубной боли. Внизу, придавленный рухнувшей глыбой, лежал убитый бюфтон.
"Дурак! Скотина безрогая! Ну какого чёрта тебя понесло стены рушить? Подумаешь, невидаль, кинокамера сверху свалилась! Кормился бы себе и кормился... Нет, ему паниковать взбрело в дурацкую башку! Вот, пожалуйста, и сам убился, и я тут теперь, как скворец на шестке! Как я об этом в отчёте напишу, меня же с потрохами сожрут, если узнают, что тут случилось..."
Гоц замолк, поражённый холодной мыслью, что никто ничего может и не узнать, ни как погиб глупый бюфтон, ни куда делся самонадеянный инспектор по охране природы. На станции ни единая душа не в курсе, куда он отправился, и хватиться его могут дня через три, когда все фильтры будут забиты мошкой и придётся дышать без защитной маски. Да его же здесь заедят в лучшем виде! И как назло, никаких репеллентов не захвачено, не полагается в заповеднике. Правда, на малоосвоенных планетах, когда выходишь со станции, предписано брать с собой тревожный маячок, но Аниэль Гоц не считал это для себя обязательным. Сагит же не берёт маячок, когда отправляется на охоту. Если на полях возится, то маяк попискивает, но ни разу его сигнал не донёсся со стороны гор. Значит, тоже оставляет дома, хотя за такие вещи можно заплатить изрядный штраф.
