Олег Дивов - Енот допрыгался
М-да… Побриться в темноте и я могу, замечает Рик. А вот насчет консервной банки… Не пробовал. И не буду.
Началось все с выпивки, говорит Дядя. Енот стал реже и реже заглядывать в салун. Мы над ним подтрунивали – мол, дело молодое, силы уходят понятно куда, какое уж тут питье. Но однажды в его дежурство я сильно перебрал. И Енот, добрая душа, отвел меня под руку в офис шерифа проспаться. Чтобы моя благоверная не учинила надо мной расправу – водилось за ней такое. Когда город более-менее утих, Енот вытащил бутылку, налил мне добавить и сам моментально надрызгался до такого же состояния, как и я. И пожаловался, что его жена терпеть не может, когда он пьет. Она не кричит, не ругается, а просто закрывается от него. Я переспросил – запирается на замок? Енот посмотрел на меня как на полного осла, потом горько рассмеялся и сказал – ну да, что-то в этом роде. И когда она закрывается, Еноту очень плохо. Поэтому он пьет только по большим праздникам или если совсем тоска накатит. Как вы вообще – поинтересовался я. И Енота прорвало! Он, похоже, никому не рассказывал столько. Жаль, что я был пьян и запомнил лишь самое главное. Но зато я поверил!
Они с Енотом общались без слов. Она знала все его мысли, предугадывала все желания. Если он грустил, она просто гладила его по голове, и ему становилось легко. Если Енот веселился – радовалась с ним вместе. Они были совершенно безоблачно счастливы вдвоем. И ради этого Енот готов был на многое, даже на отказ от рюмки. Правда, тогда он еще надеялся, что пойдут дети. Ему на ум не шло, что такого может не быть. Он не знал, а чувствовал – именно чувствовал, – как жена восхищается им. Рассказывал, как она любуется его телом и душой. Да-да, именно так он говорил.
Согласитесь, за такое отношение мужчина готов в лепешку расшибиться. А уж если он тоже женщину искренне любит – то и любого в лепешку расшибить.
И вот как раз с этим встала новая проблема.
Еноту в те годы не приходилось стрелять. Он, конечно, тренировался, весь забор издырявил на заднем дворе. И на охоту ходил. Но поднимать ствол на человека ему просто не было нужды. Да что там ствол – руку поднимать! Енота слишком уважали в городе. Шериф или депутат, он ведь в чем-то вроде бандита: сначала работает на славу, потом слава работает на него. Когда приходилось утихомиривать распоясавшуюся пьянь, Еноту хватало грозного окрика. Ну, и община стояла за парня горой. Если кто на Енота лез, тут же находилось до черта желающих скрутить смутьяна. Пусть и таких же пьяных, но вполне мирно настроенных. И еще, сами понимаете, когда подходит и читает нотацию депутат, едва достающий тебе до плеча… Нужно быть последней дрянью, чтобы такого обидеть. Тем более депутат всегда прав и никогда ни от кого не требует лишнего или невыполнимого. Повторяю: он справедливый был, Енот. Он и сейчас ничуть не хуже.
А потом в город сунулась на разведку одна мелкая сошка из банды Клеменсов. Покрутилась тут, покрутилась там… Шериф смекнул, к чему идет дело, они с Енотом пригласили шпиона в офис и передали Клеменсам совет держаться от города подальше. Сначала хотели вырезать совет у шпиона на заднице, но обошлись словесным внушением. Город ощетинился стволами и стал ждать атаки. Клеменсы всегда атаковали в лоб, когда знали, что готовится теплая встреча. Не просачивались втихаря, к банку поближе, а нагло заезжали по главной улице развернутым строем, пуляя по окнам и гогоча. Наверное, этим напором и объясняются все их успехи. Шериф Эрп прищучил братцев, потому что они вконец распоясались и потеряли осторожность. Были пьяны с утра до ночи и совершенно ничего не соображали. Хвати у Клеменсов разума понять, насколько Эрп достойный противник… Их бы убил попозже какой-нибудь другой шериф.
На нас Клеменсы наскочили, когда еще не успели окончательно пропить мозги. Мы ждали атаки месяц, но ее все не было. Наша разведка не нашла следов банды в окрестностях. Тогда мы расслабились. Сняли караулы. Тут-то банда и подкралась воскресным вечером. Мы на всякий случай разрешили ношение оружия по выходным, но много ли с того толку, когда полгорода уже не отличит ствола от приклада, а посреди дороги лежит Плюх.
Надо отдать Плюху должное. Валяясь ухом на земле, он первым услышал топот копыт. Вскочил, заорал: «Тревога!», прыгнул к салуну, выдернул из-под крыльца винчестер – откуда только узнал! – и открыл стрельбу. Все его пули угодили в заведение мамаши Шварцкопф, но шуму он наделал преизрядно.
Клеменсов было человек шесть или восемь, но уж точно меньше десяти. Они заорали и рванули во весь опор, стреляя по дверям и окнам салуна, чтобы не дать народу высунуться. Появились первые раненые, началась паника. Новый дом Енота стоял на главной улице, и когда банда проезжала мимо, из-за угла показались стволы. Там прятался сам хозяин, очень спокойный, с обоими своими револьверами в руках и дробовиком на плече.
То, что минимум половина Клеменсов тут же сыграла бы в гроб, удайся Еноту его засада, я вам гарантирую.
Но случилось непредвиденное. Раздался пронзительный крик, такой громкий, что его услышал чуть ли не весь город, и на Енота из окна выпрыгнула его супруга. Она схватила мужа за руки, сшибла на землю и упала сверху.
Кажется, Енот успел произвести один выстрел, но, скорее всего, непроизвольный.
Лошади налетчиков дружно шарахнулись в сторону, банда слегка замешкалась, и кто-то из подручных Клеменсов поймал-таки пущенную с крыльца салуна пулю. Так что в принципе Енот городу помог.
Клеменсы несколько раз выстрелили в проулок, где катались по пыли, немилосердно волтузя друг друга, Енот с женой, но промахнулись.
Дальше были анархия и бедлам, в результате которых городу остались два трупа налетчиков, с дюжину своих раненых, опустошенный банк и потерявший лицо Енот. Да, и еще Плюх успел под шумок стащить в салуне бутылку виски и тут же ее выжрать.
А Енот назавтра явился к шерифу. Положил на стол звезду депутата. И сказал, пряча глаза, – прости, я больше не могу исполнять свои обязанности. Мне, понимаешь ли, нельзя стрелять в людей.
Религия запрещает, да, съязвил шериф, баюкая простреленную руку.
Жена, сказал Енот. Извини, сказал. Можешь отдать меня под суд за то, что я в ответственный момент не защитил город. Но я иначе не могу. Повернулся и ушел. Шериф крикнул ему вслед, что пригласит на вакантную должность алкоголика Плюха, от того больше толку – но Еноту, похоже, было все равно.
Через десять лет мы забрали его назад, говорит Дядя. Вот и вся история.
И выразительно стукает донышком пустой стопки по столешнице.
Как это – забрали, удивляется Рик. Енот уехал? А я и не знал.
Машет бармену.
Взяли бы сразу бутылку, говорит бармен, мой пацан запарился бегать, сейчас же не воскресенье, больше подавальщиков нет.
