А. Азимов - Роботы утренней зари
— Вы следователь Илайдж Бейли, класса С-7.
— Да, мэм.
— Я заместитель секретаря Лавиния Димачек. А вы совсем не такой, как в фильме.
Бейли часто это слышал. Он сухо сказал:
— Они не могли точно скопировать меня, если хотели собрать много зрителей.
— Я в этом не уверена. Вы выглядите гораздо мужественнее, чем тот актер с младенческим лицом.
Бейли поколебался, но решил воспользоваться случаем — или просто не мог удержаться:
— У вас утонченный вкус, мэм. Она засмеялась.
— Надеюсь, что так. А теперь — почему вы заставили меня ждать?
— Я не знал, что вы приедете, мэм, а у меня был выходной.
— И вы его проводили за пределами Города, как я поняла.
— Да, мэм.
— Не будь у меня утонченного вкуса, я бы сказала, что вы один из тех чокнутых, но вместо этого позвольте мне сказать — вы один из тех энтузиастов.
— Да, мэм.
— Вы надеетесь когда-нибудь эмигрировать и найти новые миры в Галактике?
— Возможно, не я, мэм. Может, я окажусь слишком старым.
— Сколько вам сейчас?
— Сорок пять, мэм.
— Ну, на столько вы не выглядите. Мне тоже сорок пять.
— Но вы-то на них не выглядите, мэм.
— Старше или моложе?
Она снова засмеялась.
— Но шутки в сторону. Вы считаете меня слишком старой, чтобы стать первооткрывателем?
— В нашем обществе не может быть пионером никто без тренировки вне условий Города. Тренироваться лучше всего с юности. Я надеюсь, что мой сын когда-нибудь ступит на поверхность другого мира.
— Вот как? Вы, конечно, знаете, что Галактика принадлежит Внешним Мирам?
— Их только пятьдесят, мэм, а в Галактике миллионы миров, годных для обитания — или их можно сделать годными — и не имеющих собственной разумной жизни.
— Да, но ни один корабль не может подняться с Земли без разрешения космонитов.
— Разрешения можно добиться, мэм.
— Я не разделяю вашего оптимизма, мистер Бейли.
— Я разговаривал с космонитами, которы…
— Я знаю это от своего начальника Альберта Миннима, который два года назад посылал вас на Солярию.
Она слегка скривила губы.
— Актер, игравший его крошечную роль в том фильме, очень походил на него, насколько я помню. Минниму не понравилось.
Бейли сменил разговор:
— Я просил заместителя секретаря Миннима…
— Он получил повышение.
Бейли, прекрасно понимавший важность званий в табели о рангах, спросил:
— Каков его новый титул, мэм?
— Вице-секретарь.
— Спасибо. Я просил вице-секретаря Миннима получить для меня разрешение посетить Аврору в связи с поисками новых миров.
— Когда?
— Вскоре после моего возвращения с Солярии. С тех пор я дважды возобновлял свою просьбу.
— Но не получили благоприятного ответа?
— Нет, мэм.
— Вы были удивлены?
— Разочарован, мэм.
— Зря.
Она слегка откинулась в кресле.
— Ваши отношения с Внешними Мирами весьма шатки. Вы, конечно, почувствовали, что ваши два детективных подвига облегчили положение. Так оно и есть. Эта ужасная гиперволновая пьеса тоже помогла. Но облегчение такое…
Она почти соединила большой и указательный пальцы.
— Против такого…
Она раскинула руки.
— При таких обстоятельствах мы вряд ли могли рискнуть послать вас на Аврору, на главный Внешний Мир, где вы, возможно, сделали бы что-нибудь, что усилило бы межзвездную напряженность.
Бейли посмотрел ей в глаза.
— Я был на Солярии и не сделал ничего плохого. Наоборот…
— Да, я знаю. Но вы были там по просьбе космонита, а это далеко не то, что быть там по нашей просьбе. Вы не можете не понимать этого.
Бейли молчал. Она продолжала:
— Ситуация стала во много раз хуже в то время, когда вы прислали вашу просьбу, и вице-секретарь правильно сделал, что отклонил ее. А в последний месяц положение стало особенно скверным.
— Это и есть причина нашего сегодняшнего совещания, мэм?
— Вам не терпится, сэр? — ядовито спросила она с начальственными интонациями. — Вы приглашаете меня идти прямо к цели?
— Нет, мэм.
— Явно приглашаете. А собственно, почему бы и нет? Я становлюсь утомительной. Давайте ближе к делу. Вы знаете Хена Фастольфа?
— Я встречался с ним однажды, — осторожно ответил Бейли, — три года назад, в Космотауне.
— Вы, кажется, понравились ему.
— Он был достаточно дружелюбен… для космонита. Она слегка пренебрежительно фыркнула:
— Представляю. Вы знаете, что он был видным политическим деятелем на Авроре последние два года?
— Он был членом правительства, как я слышал от своего бывшего партнера.
— От Р.Дэниела Оливо, робота космонитов, вашего друга?
— Моего бывшего коллеги, мэм.
— Это, когда вы решали маленькую проблему насчет двух математиков на борту корабля космонитов?
— Да, мэм.
Бейли кивнул.
— Как видите, мы хорошо информированы. Доктор Хен Фастольф был в той или иной степени лидером в аврорском правительстве, важной фигурой законодательной власти их планеты, и о нем говорили даже как о будущем Председателе, а Председатель на Авроре, как вы знаете, нечто вроде президента.
— Да, мэм, — сказал Бейли.
Он подумал, скоро ли она подойдет к тому весьма деликатному делу, о котором говорил комиссар.
Димачек, казалось, не спешила:
— Фастольф из умеренных. Он сам так называет себя. Он чувствует, что Аврора и вообще Внешние Миры зашли слишком далеко в своем направлении, как вы, возможно, чувствуете, что мы на Земле зашли слишком далеко в нашем. Он хочет сделать шаг назад, уменьшить производство роботов, ускорить смену поколений, вступить в союз и дружбу с Землей. Естественно, мы поддерживаем его, но очень осторожно. Если мы будем слишком демонстративно выражать свои чувства, это может оказаться для него смертельным ударом.
— Я думаю, — сказал Бейли, — что он не поддержал бы Землю в исследовании и заселении других планет.
— Я тоже так думаю, и полагаю, что он говорил вам об этом.
— Да, мэм.
— Как вы думаете, он представляет общественное мнение на Внешних Мирах?
— Не знаю, мэм.
— Боюсь, что не представляет. С ним — равнодушные; против него — огонь страстей Он держится так близко к правительственным постам только благодаря своей политической ловкости и личному обаянию. Его величайшей слабостью, бесспорно, является симпатия к Земле. Это постоянно используется против него, и в то же время это оказывает влияние на тех, кто разделяет его точку зрения во всех других аспектах. Если бы вы были посланы на Аврору, любая ваша ошибка усилила бы антиземные чувства и, таким образом, ослабила бы Фастольфа, возможно, самым роковым образом, Земля просто не может пойти на такой риск.
