Ян Ларри - Небесный гость
— Вы шутите?
— Мы плачем, но что же делать… Так уж все это разумно у нас устроено. Молодежь у нас воспитывают комсомольцы.
— Они педагоги, надеюсь?
— Напрасно надеетесь. Они не только не имеют никакого представления об этой науке, но некоторые из них вообще не слишком сильны в грамоте. (…)
— Но что это за организация?
— Это нечто вроде рудиментарного органа советской власти. Память о тех далеких временах, когда у нас были комитеты бедноты, женотделы и совсем не было государственной системы воспитания детей. Ну, а раз сохранилась эта древняя организация — так надо же поручить ей какую-нибудь работу. (…)
— А не ведет ли этот комсомол политического воспитания детей?
— Вот, вот, — обрадовался я, — именно политического. Они собирают детей 10–12 лет и «прорабатывают» с ними доклады вождей, «знакомят» с Марксом: «затрагивают» вопросы диалектического развития общества. (…)
— А не обидятся ли комсомольцы, если упразднят их организацию?
Я даже захохотал.
— Вы действительно упали с Марса, — сказал я. — За что же им обижаться? Наоборот, за исключением аппаратчиков, все они будут очень рады этому. (…)
Марсианин вздохнул и сказал:
— Н-да. Как видно, у вас многое еще нуждается в исправлении.
— Конечно, — согласился я, — ведь мы же строим новое общество, и было бы очень странно, если бы у нас все шло без сучка и задоринки. Как нельзя сделать самую простую рукоятку лопаты без отходов, без стружки, так нельзя сделать ничего нового, чтобы не было никаких производственных издержек.
— Но живете ли вы лучше, чем живут в капиталистических странах?
— Наша жизнь — настоящая осмысленная жизнь человека-творца. И если бы не бедность — мы жили бы как боги. (…)
Глава II
На другой день я сказал марсианину:
— Вы хотели знать причины нашей бедности? Прочтите!
И протянул ему газету.
Марсианин прочитал громко:
«На Васильевском острове находится артель "Объединенный химик". Она имеет всего один краскотерочный цех, в котором занято лишь 18 рабочих. (..)
На 18 производственных рабочих с месячным фондом зарплаты в 4,5 тысячи рублей артель имеет: 33 служащих, зарплата которых составляет 20,8 тысячи рублей, 22 человека обслуживающего персонала и 10 человек пожарно-сторожевой охраны. (…)»
— Это, конечно, классика, — сказал я, — но этот пример не единичный, — и что всего обиднее — это то, что кто бы ни писал, как бы ни писал, а толку из этого не выйдет до тех пор, пока не будет дано распоряжение свыше о ликвидации подобного рода безобразий. (…)
Если бы завтра Иосиф Виссарионович Сталин сказал:
— А ну-ка, хлопцы, поищите, прошу вас, получше, — нет ли в нашей стране ненужных учреждений.
Если бы вождь так сказал, то я уверен, что уже через неделю 90 % наших учреждений, отделов, контор и прочего хлама оказались бы совершенно ненужными. (…)
Причиной бедности является также гипертрофическая централизация всего нашего аппарата, связывающая по рукам и ногам инициативу на местах. (…)
Но все это еще полбеды. Хуже всего, что эта чудовищная опека обедняет нашу жизнь. Случилось так, что Москва стала единственным городом, где люди живут, а все остальные города превратились в глухую провинцию, где люди существуют только для того, чтобы выполнять распоряжения Москвы. Немудрено поэтому, что провинция кричит истерически, как чеховские сестры: в Москву, в Москву! Предел мечтаний советского человека — жизнь в Москве. (…)
Глава III
Пришли ко мне в гости на чашку чая художник, инженер, журналист, режиссер и композитор. Я познакомил всех с марсианином. Он сказал:
— Я — человек новый на Земле, а поэтому мои вопросы вам могут показаться странными. Однако я очень просил бы вас, товарищи, помочь мне разобраться в вашей жизни. (…)
— Пожалуйста, — сказал очень вежливо старый профессор, — спрашивайте, а мы ответим вам так откровенно, как говорят теперь в нашей стране люди только наедине с собой, отвечая на вопросы своей совести.
— Вот как? — изумился марсианин, — значит в вашей стране люди лгут друг другу?
— О, нет, — вмешался в разговор инженер, — профессор не совсем точно, пожалуй, изложил свою мысль. Он хотел, очевидно, сказать, что в нашей стране вообще не любят откровенничать.
— Но если не говорят откровенно, значит, лгут?
— Нет, — снисходительно улыбнулся профессор, — не лгут, а просто молчат. (…) А хитрый враг избрал себе сейчас другую тактику. Он говорит. Он изо всех сил лезет, чтобы доказать, что у нас все благополучно и что для беспокойств нет никаких оснований. Враг прибегает сейчас к новой форме пропаганды. И надо признать, что враги советской власти гораздо подвижнее и изобретательнее, чем наши агитаторы. Стоя в очередях, они кричат провоцирующим фальцетом о том, что все мы должны быть благодарны партии за то, что она создала счастливую и радостную жизнь. (…) Я помню одно дождливое утро. Я стоял в очереди. Руки и ноги мои окоченели. И вдруг мимо очереди идут два потрепанных гражданина. Поравнявшись с нами, они запели известную песенку с куплетами «спасибо великому Сталину за нашу счастливую жизнь». Вы представляете, какой это имело «успех» у продрогших людей. Нет, дорогой марсианин, враги сейчас не молчат, а кричат, и кричат громче всех. Враги советской власти прекрасно знают, что говорить о жертвах — это значит успокоить народ, а кричать о необходимости благодарить партию — значит, издеваться над народом, плевать на него самого, оплевывать и ту жертву, которую народ приносит сейчас.
— В вашей стране много врагов? — спросил марсианин.
— Не думаю, — ответил инженер, — я скорее склонен думать, что профессор преувеличивает. По-моему, настоящих врагов совсем нет, но вот недовольных очень много. Это верно. Также верно и то, что количество их увеличивается, растет, как снежный ком, приведенный в движение. Недовольны все, кто получает триста-четыреста рублей в месяц, потому что на эту сумму невозможно прожить. Недовольны и те, кто получает очень много, потому что они не могут приобрести себе то, что им хотелось бы. Но, конечно, я не ошибусь, если скажу, что всякий человек, получающий меньше трехсот рублей, уже не является большим другом советской власти. Спросите человека, сколько он получает, и если он скажет «двести» — можете говорить при нем все что угодно про советскую власть.
— Но, может быть, — сказал марсианин, — труд этих людей и стоит не больше этих денег.
— Не больше? — усмехнулся инженер. — Труд многих людей, получающих даже пятьсот рублей, не стоит двух копеек. Они не только не отрабатывают этих денег, но нужно бы с них самих получать за то, что они сидят в теплых помещениях.
