Пол Андерсон - Миры Пола Андерсона. Т. 7. Волна мысли. Сумеречный мир
Зазвонил телефон. Это был Льюис, приглашавший их отобедать вместе.
— У меня такая запарка, ты даже не представляешь… — ответил Коринф. — Наверное, я попрошу, чтобы мне принесли парочку сандвичей…
— Либо я поступлю так же, как и ты, либо мы куда-нибудь зарулим, — перебил Льюис. — Давай — говори, что я должен делать.
— Ладно, ладно… Буфет устроит?
— Если ты хочешь набить себе брюхо, то да. — Льюис предпочитал трехчасовые пиршества с вином и скрипками, к которым он привык в Вене, где он жил до аншлюса.[6] — В час жду тебя там. Народ к этому времени уже схлынет.
— Договорились.
Коринф повесил трубку и с прежним экстазом взялся за работу. Когда он посмотрел на часы, была уже половина второго. Сыпля проклятиями, он ринулся вниз.
Льюис уже садился за стол, когда перед ним вырос Коринф, державший в руках поднос.
— По твоему тону я сразу понял, что ты опоздаешь, — сказал Льюис. — Что будешь брать? Обычный набор: захлебнувшиеся в снятом молоке мышата, филе морского ежа, печеный повар… Н-да…
Он морщась отхлебнул кофе.
Льюис, невысокий коренастый человек сорока восьми лет от роду, был несколько полноват и лыс. Из-за очков в тонкой оправе на Питера смотрели его умные проницательные глаза. Он был душой любой компании, правда, восемь лет, проведенных им в Европе, сильно повлияли на его вкусы и пристрастия. Теперь он говорил, что ходить в рестораны его заставляют чисто гастрономические интересы.
— Льюис, — сказал Коринф с заносчивостью новообращенного, — тебе явно нужно жениться.
— Когда-то я считал так же. Ветреная юность миновала, и нужно было как-то устраиваться в этой жизни. Но… Но теперь говорить об этом поздно. — Он набросился на жаркое и, набив полный рот, продолжил: — Теперь меня больше интересуют исторические аспекты биологии.
— Ты говорил, что у тебя возникли какие-то проблемы…
— Главным образом это касается моих ассистентов. Сегодня все какие-то нервные. Юный Робертс носится с дичайшими идеями… Впрочем, такова уж моя работа. Я уже говорил тебе о ее сути? Я занимаюсь изучением нервных клеток — нейронов. Пытаюсь сохранять им жизнь в различных искусственных средах и наблюдаю за тем, как изменяются в зависимости от внешних условий их электрические свойства. Работая с живой тканью, мы в основном используем технику Линдберга-Каррела. Все шло более или менее неплохо, но сегодня при проведении стандартных замеров мы вдруг получили совершенно иные результаты. Я стал проверять все образцы — один за другим. Оказалось, что изменились они все!
Коринф изумленно вскинул брови и какое-то время жевал молча.
— Может быть, что-то не так с аппаратурой?
— Я бы этого не сказал. Все осталось прежним — изменились лишь клетки. Сдвиг не большой, но вполне заметный. — Льюис оживился и заговорил совсем иным тоном. — Ты знаешь, как работают нейроны? Как цифровая вычислительная машина. Она стимулируется… э-э-э… раздражителем, срабатывает и на какое-то время теряет активность. Сигнал при этом передается следующему нейрону нерва, который ведет себя точно так же — срабатывает и на какое-то время отключается. И вот, оказывается, эта картина в одночасье изменилась. Время инактивации стало на сколько-то там микросекунд меньше, понимаешь? Это означает, что система как целое стала реагировать на стимулы куда быстрее. Увеличилась и интенсивность передаваемого сигнала.
Коринф на мгновение задумался и, растягивая слова, ответил:
— Вполне возможно, ты столкнулся с чем-то действительно серьезным…
— В чем причина столь замечательного эффекта? Среда, аппаратура — все такое, же, как вчера. Тут одно из двух — либо я кандидат на получение Нобелевской премии, либо — небрежный экспериментатор!
Очень медленно, словно боясь говорить об этом вслух, Коринф произнес:
— Странно, что это случилось именно сегодня…
— Что?
Коринф поведал ему о собственных успехах.
— Более чем странно… — согласился биолог. — И гроз в последнее время не было, — это я к тому, что озон стимулирует умственную деятельность. Впрочем, мои культуры находятся под стеклом…
Глаза Льюиса странно блеснули. Коринф оторвал взгляд от стола.
— Смотри-ка, и Хельга сюда пожаловала! Интересно, отчего она сегодня так поздно? Эй, привет!
Он поднялся на ноги и жестом пригласил Хельгу Арнульфсен сесть за их столик. Взяв свой поднос, она направилась в их сторону.
Это была высокая, стройная, интересная женщина с собранными в тугой узел длинными светлыми волосами. Она была бы еще привлекательнее, если бы не ее необыкновенная энергия и совершенно неженская жесткость. За годы, прошедшие со времени окончания войны, она сильно изменилась. Когда Коринф проходил в Миннесоте докторантуру, она изучала там же журналистику. Часто они проводили время вместе, хотя уже и тогда Коринф не мог думать ни о чем ином кроме своей работы, что не помешало ему серьезно увлечься совсем иной особой. Потом они переписывались, и он помог ей устроиться секретаршей в Институт. С той поры прошло всего два года, а Хельга уже была старшим референтом, причем справлялась она со своей работой блестяще.
— Ох! Ну и денек! — Быстрым движением руки она пригладила волосы, после чего, посмотрев на Коринфа, устало улыбнулась. — Все, кого ни возьми, вдруг оказались в незавидном положении. При этом крайняя, как всегда, я. Герти стала выкидывать фокус за фокусом…
— Что?! — испуганно спросил Коринф. Он очень рассчитывал на то, что большой компьютер решит систему уравнений в этот же день. — Что произошло?
— Это знают только Бог… и Герти. Но нам они ничего не скажут. Утром Алланби запустил тестовую программу, и она вдруг не прошла. Речь идет о каких-то мелочах, но и их вполне достаточно, чтобы свести все вычисления на нет. Он возится с ней с тех самых пор, пытаясь отыскать неисправность, но пока это ему не удается… Мне же придется заново составлять все расписания!
— Странное дело, — пробубнил Льюис.
— Что-то непонятное происходит и с другой аппаратурой, — в первую очередь, речь идет об отделах физических и химических исследований. Поляриметр Мюркисона дает ошибку… в целую десятую процента!
— Да ну! — Льюис подался вперед, от изумления у него отвисла челюсть. — Так, может, это не нейроны, а аппаратура? Нет, нет, это невозможно… Слишком уж заметный скачок… Хотя, если все инструменты врут…
Он выругался по-немецки, хотя глаза его сияли по-прежнему.
— И еще. Сегодня всех вдруг будто осенило, — продолжила Хельга. — У всех какие-то там новые идеи, всем нужна центрифуга и все такое прочее. Когда я напомнила им, что существует определенная очередность, они меня чуть не съели!
