Василий Головачёв - Русская фантастика 2014
Голос специалиста-медика пропал.
«Орион» начал поворот.
Охнул Кларенс: на тела астронавтов упала тяжёлая плита перегрузки.
В глазах потемнело…
4Корабль неудержимо потянуло в глубь чёрного зрачка.
С глазами что-то случилось: они стали видеть не только перед собой, но и с боков, и даже сзади! При этом перспектива исказилась, рубка управления вытянулась эллипсоидом и стала скручиваться, превращаясь в щупальце осьминога.
Кресла и фигура космонавтов тоже поплыли, искажаясь, деформируясь, превращаясь в растянутые и скрученные «шланги».
— Командир, нас сейчас разорвут приливные силы! — послышался тонкий голосок бортинженера.
— Эгран на реверсе! — таким же писклявым голоском пробулькал пилот. — Но его не хватает…
— Это вращающаяся дыра! — пропыхтел Феликс Глинич. — У неё две границы — горизонт событий и предел статичности.
— Ну и что? — пропищал Миша Жуков.
— Предел статичности — это граница области, внутри которой «Амур» не может находиться в состоянии покоя.
— Мы и так не находимся в состоянии покоя, мы падаем!
— Правильно, мы пересекли горизонт событий, но ещё не добрались до горизонта статичности. По сути, мы находимся во «времяподобном» пространстве.
— Короче, Склифосовский!
— У нас два варианта. Первый — выйти на орбиту вокруг сингулярного кольца…
— Чего?!
— У вращающейся чёрной дыры центр сингулярности не точка, а кольцо.
— Быстрей говори, нас сейчас окончательно расплющит! Я уже не чувствую ни рук, ни ног!
— Если выйдём на орбиту — выживем.
— А дальше?
— Будем вращаться, пока не кончится энергия.
— Второй вариант хуже или лучше?
— Второй — нырнуть в кольцо сингулярности.
— И что будет?
— Есть шанс выплыть из чёрной дыры.
— Куда?
— Этого никто не знает. Скорее всего мы пересечём оба горизонта и выпадем в нормальное пространство за пределами дыры. Но это может быть и пространство другой Вселенной.
— Чёрт! Командир, нет сил терпеть, меня сдавило в сосиску!
— Ум, ныряем в кольцо! — принял решение Денис, сознание которого начало пульсировать, то гаснуть, то разгораться.
«Амур» нацелился на зрачок тьмы впереди.
Стало трудно дышать.
— А-а-а! — закричал кто-то плачущим голоском.
Денис напрягся изо всех сил, пытаясь остановить процесс сплющивания… и проснулся.
Вокруг царила привычная рабочая тишина, нарушаемая едва слышимыми скрипами и звоночками кабины управления. Космонавты сидели в своих креслах, не снимая скафандров, только откинув пузыри шлемов. Носовой экран впереди показывал звёздные россыпи, из которых выделялись три самые яркие звезды — Альнилам, Минтака и Альнитак, образующие так называемый пояс Ориона. Корабль мчался чуть в сторону от него с почти световой скоростью, но его целью пояс не был. Да и достичь звёзд пояса он не смог бы, потому что лететь к ним надо было больше тысячи лет[4].
— Выспался, Андреевич? — спросил Слава Абдулов, заметив как пошевелился командир.
— Выспался, — буркнул Денис, глянув на хронометр; поспать удалось всего три с половиной часа; несмотря на наличие кают, спали в кабине управления согласно инструкции. Выходили из кабины только по надобности, хотя скафандры имели устройства для утилизации физиологических отходов; «берегли» удобства.
Корабль находился в пути уже почти три недели.
Испытав новую программу и защитную систему, позволяющую ему набирать скорость невиданными темпами — шпугом, как обозвали эту программу создатели, «Амур» пересёк Солнечную систему за два дня и вышел в открытый космос, за пределы родной планетной семьи.
Настроение у экипажа было будничное. Все понимали особенности разведрейда и на пустопорожние разговоры не отвлекались. Важно было вовремя заметить нарастание гравитационного поля, оценить его градиент и остановиться до того, как корабль затянет в чёрную дыру.
Редко шутил даже неунывающий ни при каких обстоятельствах Слава Абдулов, прозванный за свою находчивость Артистом. Лишь один раз он затеял с бортинженером пикировку, откликнувшись на его сентенцию, что мир спасёт красота.
— Красота спасёт мымр! — ответил он Михаилу. — А мы все ляпнемся в дыру!
Бортинженер не сдержался, ему тоже было скучно, и он заметил, что Вячеслав дилетант в астрофизике, что ничего ещё неизвестно, что Рога могли дать вероятностный прогноз, а не реально осуществимый, и что его друг-физик не верит в наличие искусственно созданной чёрной дыры.
На что Абдулов презрительно махнул рукой и ещё более презрительно объявил:
— Как говорил великий юморист, не помню фамилии: скажи мне, кто твой друг, и идите оба на хрен!
Хохотнул Глинич.
Жуков угрожающе начал выбираться из кресла, и улыбнувшийся Денис осадил его властным голосом:
— Отставить дурацкие споры! Не отвлекаться! Посажу на гауптвахту!
Михаил успокоился. Обижался он картинно и абсолютно беззлобно.
Прошло ещё трое суток.
«Амур» по-прежнему мчался вперёд как снаряд, пущенный во тьму из жюльверновской пушки, но не слепо — как настоящий снаряд: все его системы работали в нормальном режиме, а исследовательский комплекс «Аргус», дополненный «Зорким соколом», ежеминутно сообщал о полевой обстановке.
На двадцатый день не выдержал Глинич:
— Не понимаю…
— Ты о чём? — осведомился Жуков.
— Технологическая зона погибшей цивилизации не должна тянуться бесконечно. Мы на протяжении года встречали всякие обломки, за это время Солнечная система, двигаясь со скоростью триста километров в секунду, преодолела около десяти миллиардов километров.
— Ну и что?
— Центр цивилизации, а это не что иное как его светило, уже давно было бы обнаружено. А раз оно не видно, значит, звезда эта ухнула в чёрную дыру, которая убегает от нас.
— С чего ты взял?
— Все артефакты, пересёкшие Систему, летели со скоростью от полусотни до двухсот километров в секунду — максимум, то есть мы постепенно нагоняем центр, вонзившись в хвост технологической зоны.
— К чему ты клонишь?
— Чёрная дыра уже должна была проявить себя.
— Так близко от Солнца, всего в двадцати свето-днях? — с сомнением хмыкнул Абдулов. — Чего же мы тогда дёргаемся, ищем дыру? Она скоро сама нас найдёт. То есть Солнце.
— Не так уж и скоро. Мы летим почти со скоростью света, а Солнечная система движется в пространстве со скоростью в тысячу раз меньшей. Значит, до встречи Системы с дырой по крайней мере двадцать тысяч дней, то есть около пяти-шести лет.