Саймон Грин - Охотник за смертью: Судьба
Сам Оуэн остался в Миссии. Он хотел встретить курьерский корабль на посадочной площадке.
Сестра Марион поскользнулась на слякотной тропе. Мун поддержал ее, но, получив в благодарность свирепый взгляд, мигом отдернул руку. Монахиня в сотый раз вынула из прохудившегося рукава драный носовой платок и утерла мокрое лицо.
— Терпеть не могу джунгли, — проворчала она. — Стволы у деревьев черные, как головешки, а листья и трава красные, ровно кровавые потроха. Не говоря уже о вонище!
— Опавшая листва, перегнивая, удобряет почву и дает новую жизнь, — заметил Мун.
Сестра Марион фыркнула:
— Ага. «Даже самая дивная роза корнями растет из навоза». Знаю, все я знаю. Дождь, вонища и джунгли, с виду смахивающие на скотобойню. Не удивительно, что сюда приперлись именно мы: черта с два удалось бы найти других таких дураков.
— Мы почти подошли к месту аварии, — примирительно сказал Мун. — Теперь уже совсем близко.
— А я тебя об этом спрашивала? — рявкнула сестра Марион.
— Я подумал, может быть, тебе интересно, — спокойно отозвался Мун. — Это на прогалине, прямо перед нами.
— Ненавижу дождь, — пробурчала монахиня, глядя на землю. — Никогда его не любила.
Наконец они вышли на поляну. Когда все подтянулись и огляделись, растерянные и сердитые взгляды прокаженных обратились к Муну. Проплешина, поросшая алой и багровой травой, решительно ничем не отличалась от множества других, попавшихся им по дороге: никаких признаков разбившегося звездного корабля на ней не было. Сестра Марион медленно повернулась к Муну. Вид ее не сулил ничего хорошего.
— Если ты хотя бы заикнешься насчет того, что сбился с пути, я дам тебе такого пинка по заднице, что все твое дерьмо выскочит через уши. Что, кстати, пойдет на благо твоей душе, если таковая у тебя имеется.
— Не стоит горячиться, — невозмутимо отозвался Мун. — Место то самое, мы не заблудились. А корабля не видно потому, что все обломки поглотили джунгли.
— Будем надеяться, что еще не переварили, — буркнула монахиня.
Неожиданно она пошатнулась, непроизвольно потянулась рукой к голове, но усилием воли заставила себя остановиться. Затянутая в перчатку рука сильно дрожала, но все сделали вид, будто ничего не заметили.
— Так сразу корабль не откопаешь, на это потребуется время, — осторожно промолвил Мун. — Почему бы тебе, сестра, не найти тут поблизости сухое местечко да не присесть? Ты ведь, надо думать, устала.
— Видишь ли, хайден, я умираю, а это занятие утомительное, — отозвалась сестра Марион, медленно покачав головой, и осторожно присела на полусгнивший древесный ствол.
Мун жестом отослал прокаженных, и они отошли подальше, чтобы оставить его и монахиню наедине. Марион тихонько вздохнула:
— К чему катится мир, если единственным, с кем я могу поговорить на пороге смерти, оказался чертов хайден? Мать Беатрис слишком занята, у Охотника за Смертью свои проблемы, а остальные прокаженные... они слишком боятся меня. Так что остаешься только ты.
— Зато я всегда в твоем распоряжении, — отозвался Мун. — Так же как и вся заложенная в меня информация.
Долгое время сестра Марион молча смотрела на мокнущую прогалину, прислушиваясь к монотонному шепоту дождя.
— Я знаю, что мне не пристало давать волю горечи, — промолвила она наконец, — но вот надо же, ничего не могу с собой поделать. Работы здесь остается непочатый край, а проследить за тем, чтобы все было исполнено как следует, скоро будет некому. Ну кто, спрашивается, приглядит без меня за Беа и не даст ей загнать себя до смерти?
— Я остаюсь здесь и пригляжу за ней, — пообещал Мун. — Но и тебе не пристало сдаваться недугу. Ты ведь воительница, сестра Славы.
— Я прокаженная и всегда знала о том, что это — смертный приговор. Просто мне казалось... что у меня еще есть время. Мы все умираем здесь, Мун. Ты не должен винить себя, что не можешь спасти нас так, как спас нашу Миссию.
— Да я-то как раз ни в чем себя не виню, — промолвил Мун. — Такого рода терзания — это больше по части Оуэна.
При этих словах и он и она ухитрились изобразить по слабой улыбке.
— На мой взгляд, это несправедливо, — продолжил Мун. — Мы отразили армии хайденов и гренделиан, но не можем исцелить тебя от дурацкой хвори.
— Что ж, такова жизнь. Или скорее смерть. Господь посылает нас в этот мир, и он же призывает нас обратно. Примирись с этим, Мун. И хватит болтать, займись делом. Ищи свой чертов корабль.
Мун заколебался. Ему очень хотелось утешить сестру Марион, но он понятия не имел как. Оуэн посоветовал бы полагаться на чувства, но Мун не был уверен, что таковые у него имеются. Он опасался ляпнуть не то, а потому промолчал и, ограничившись кивком, повернулся, чтобы присмотреться к лежавшей перед ним широкой прогалине. Где именно совершил «Звездный бродяга-2» свою последнюю вынужденную посадку, он знал точно. Он вообще никогда ничего не забывал и не путал. В отличие от людей он просто не умел забывать. Хотя ему вдруг подумалось, что, будь у него такая возможность, кое-что он с радостью бы забыл.
Отложив эту мысль на потом, он потянулся усиленным Лабиринтом сознанием к сверхзнанию, к Красному Мозгу. Ментальное соприкосновение с ним походило на погружение в огромный, холодный, но живой, пронизанный бесчисленными светящимися точками океан. То было общее, совокупное сознание миллиарда растений, нечто трудновообразимое даже для Myна. Некогда его собственное «я» представляло собой фрагмент общего интеллекта хайденов, но Красный Мозг отличался своими огромными размерами, самобытностью и пугающей внутренней свободой. Лишь ледяная неспешность растительного мышления позволяла Муну контактировать с ним, не опасаясь оказаться поглощенным. Сознания Муна и Красного Мозга объединялись, но в то же время существовали раздельно, подобно тому как кит, поющий свою песнь внимающему океану, существует и в океане, и сам но себе.
Когда хайден попросил отдать «Звездного бродягу-2», Красный Мозг охотно согласился.
Мун вернулся в собственное тело и не в первый раз поразился тому, каким маленьким и хрупким оно оказалось. Чувство было такое, будто, общаясь с Красным Мозгом, он вырастает из него, как из детской одежды. Однако эту мысль тоже пришлось оставить на потом: прогалина перед ним заходила ходуном. Красные стебли раскачивались из стороны в сторону. Мун спокойно подозвал прокаженных и сестру Марион к себе. Все, не мешкая, вняли его призыву. Вдруг почва в центре поляны вспучилась, набухла и взорвалась, разбросав куски дерна и обрывки растений. Любое из них было всего лишь атомом в структуре общего сознания джунглей. Такая потеря не имела никакого значения. С дрожью, грохотом и почти родовыми потугами разверзшаяся земля вытолкнула из недр на поверхность «Звездного бродягу». Звездолет зашатался, опасно накренился, но, когда земля успокоилась и рана на ней затянулась, выровнялся. Мун придирчиво оглядел разбитый корабль. Не просто разбитый, а вдрызг раздолбанный звездолет.
