Роджер Желязны - Остров мёртвых
— А ты изменился. С тобою стало проще.
— Наверное.
— Что у тебя на уме? Что-нибудь плохое?
— Может быть, — я пододвинул стакан к ней поближе. — Сколько там получается?… Уже месяцев пять?
— Чуть больше.
— Твой контракт был на год?
— Да.
— Я его расторгаю, — с этими словами я протянул ей конверт.
— Что ты хочешь этим сказать? — улыбка застыла на еe губах, затем медленно исчезла.
— Как всегда, лишь то, что сказал.
— Ты имеешь в виду, что я тебе больше не нужна?
— Боюсь, что так. Здесь вполне достаточно, чтобы ты выбросила из головы дурные мысли, — и передал ей второй конверт.
— Тогда почему? — продолжала настаивать она.
— Мне нужно уехать. Тебе нет смысла скучать здесь всe это время.
— Я подожду.
— Моe отсутствие может быть долгим.
— Тогда я поеду с тобой.
— Даже если это опасно? Даже если тебе, быть может, придeтся погибнуть вместе со мной?
Я надеялся, что она скажет «да». Но всe-таки, мне кажется, я немного разбираюсь в людях. Поэтому я позаботился заранее о рекомендации.
— В наше время такое случается, — пояснил я. Иногда даже мне приходится идти на определeнный риск.
— Ты дашь мне рекомендацию?
— Вот она.
Лиза немного отпила из своего стакана.
— Хорошо, — согласилась она.
Я передал ей конверт.
— Ты презираешь меня? — спросила она.
— Нет.
— Почему?
— А с чего мне вдруг тебя презирать?
— Потому что я слабая и боюсь за свою жизнь.
— Ну и что, я тоже боюсь, хотя и не показываю этого.
— Поэтому я принимаю отставку.
— Поэтому я всe и приготовил.
— Ты думаешь, что всe знаешь, да?
— Нет.
— А что мы делаем сегодня вечером? — поинтересовалась она, допивая свой виски.
— Я же сказал, что мне известно далеко не всe.
— Ну ладно, я сама знаю. Мне с тобой было хорошо.
— Спасибо.
— Я не хотела бы расставаться.
— Но я тебя напугал?
— Да.
— Очень?
— Очень.
Я допил коньяк и сделал последнюю глубокую затяжку, любуясь Флоридой и своей второй белой луной, носившей название Биллиардный Шар.
— Сегодня ночью, — пообещала она, беря меня за руку, — ты забудешь о презрении.
Не распечатывая конвертов, она принялась за второй стакан, так же как и я любуясь обеими лунами.
— Когда ты улетаешь?
— Завтра, едва забрезжит утро.
— Мой Бог! Да ты стал поэтом?
— Я всегда остаюсь тем, кто я есть.
— Вот я и говорю.
— Не знаю, не знаю… Но мне было приятно провести с тобой время.
Она допила второй стакан и отставила его в сторону.
— Становится прохладно.
— Да.
— Пойдeм, согреемся.
— Я не против.
Я отложил сигару, мы поднялись, и она поцеловала меня. Я обвил рукой еe голубую искрящуюся талию. Мы прошли под аркой и направились к дому, который завтра утром мне предстояло покинуть.
Здесь мы прервeмся и поставим, как водится, три звeздочки.
Можно было бы предположить, что состояние, которое я приобрeл на своeм пути к настоящему, и сделало меня тем, кем я теперь являюсь — в некотором роде параноиком. Ну, нет.
Это было бы слишком просто.
Хотя, таким образом я легко сумел бы объяснить те приступы малодушия, что одолевали меня всякий раз, когда я покидал Вольную. С другой стороны, поскольку действительно существуют люди, жаждущие моей крови, можно сделать вывод, что это вовсе не паранойя. Кстати, именно поэтому мне и пришлось здесь, на планете Сандау устроить всe так, чтобы я смог противостоять попыткам любых людей или правительств добраться до меня. А если кому-нибудь уж очень захочется меня прикончить, то это влетит ему в копеечку, так как придeтся разрушить целую планету. Но даже на этот случай у меня приготовлено кое-что интересное, правда, пока не было возможности проверить всe в полевых условиях.
Нет, настоящая причина моего беспокойства не в мании преследования, а в обычном страхе перед небытием, присущем всем людям, но в моeм случае — усиленном во много раз. Хотя однажды я и приподнял завесу смерти… Но лучше оставим это.
Сейчас во всей обитаемой вселенной лишь я и, может быть, несколько секвой остались живыми свидетелями двадцатого века, дожившими до нынешнего тридцать второго. Не обладая бесстрастной пассивностью этих представителей растительного царства, я на собственной опыте убедился, чем дольше ты живeшь, тем сильнее убеждаешься в бренности жизни. Следовательно, стремление выжить — занятие, которое, как я когда-то считал, руководствуясь теорией Дарвина, свойственно лишь низшим классам флоры и фауны — становится твоей основной заботой. А джунгли теперь куда опасней, чем во времена моей молодости.
Ещe бы, у нас почти полторы тысячи обитаемых миров, и на каждом есть исконно свои методы убийства, которые так легко перенимаются и распространяются по всей галактике в наш век, когда путешествие между мирами практически не требует времени. Добавьте к этому семнадцать других разумных рас, четыре из которых, как мне кажется, превосходят людей в умственном отношении, а остальные такие же как мы дураки, и у каждой — свои способы лишить человека жизни. Не забудьте и о мириадах обслуживающих нас машин, ставших такими же привычными, как некогда автомобиль, и не менее опасных; о новых болезнях, о новых видах оружия, новых ядах, новых опасных животных, новых объектах зависти и ненависти, о новых пагубных привычках. А сколько во вселенной мест, где можно в два счeта расстаться со своей шкурой? За свою жизнь я повидал их немало, и это научило меня кое-чему. Благодаря моим несколько необычным занятиям, я думаю, найдeтся всего двадцать шесть человек во всей галактике, знающих об этом больше меня.
Поэтому мне страшно, хотя никто и не стреляет в меня сейчас, как стреляли тогда, за две недели до моего приезда в Японию для лечения и отдыха, когда я впервые увидел Токийский Залив.
Когда же это было? Да, двенадцать столетий тому назад. Недолгий срок. Всего лишь жизнь.
Я улетел в тeмный предрассветный час, как всегда, ни с кем не прощаясь. Правда, неясная фигура в Контрольной Башне махала мне рукой, и я помахал ей в ответ. Но для неe я был таким же расплывчатым силуэтом, как и она для меня. Я пересeк взлeтное поле и пошeл к доку, где находилась «Модель-Т», поднялся на борт, уложил вещи и посвятил полчаса проверки исправности бортовых систем. Потом я выглянул наружу, чтобы осмотреть фазоинверторы. Убедившись, что всe в порядке, я закурил сигарету.
Небо на востоке посветлело. Из-за тeмных гор, с запада донeсся раскат грома. На серой простыне неба, меж плывущих облаков проглядывали звeзды, похожие теперь скорее на редкие капли росы, чем на сверкающее конфетти.
