Георгий Мартынов - Звездоплаватели-трилогия(изд. 1960)
Дней не хватало. Я работал по восемнадцать часов в сутки и часто, приехав домой, вместо того, чтобы лечь спать, садился к письменному столу.
Так продолжалось до тех пор, пока наш врач, Степан Аркадьевич Андреев, не заявил решительного протеста.
— Я не могу допустить, — сказал он Камову, — чтобы Мельников работал без отдыха. Если так будет продолжаться, то он не будет допущен к полёту. Я отвечаю за него и за всех вас перед правительственной комиссией.
— Я вас понимаю, — ответил Камов, — но что я могу сделать? Мы готовились год, а Борису Николаевичу оставлено только два месяца.
— Всё равно, я не разрешаю ему не спать по ночам, — стоял на своём врач. Он должен спать восемь часов в сутки. Всё остальное время в вашем распоряжении.
На том и порешили. С этого дня он лично отвозил меня домой и уходил только тогда, когда я засыпал.
Кончилось это тем, что он поселился у меня в комнате, чему я был очень рад, так как Степан Аркадьевич был на редкость занимательным рассказчиком. Лёжа постели, он начинал рассказывать какой-нибудь случай из своей медицинской практики. Он считал, что для моего мозга полезно отвлечься от изучаемых вопросов, но нередко, увлёкшись воспоминаниями, забывал о времени. И лишь внезапно заметив, что предательская стрелка далеко ушла от положенного часа, прерывал рассказ на самом интересном месте и сердито ворчал:
— Спать! Спать! И о чём вы только думаете?! Однажды у нас зашёл разговор о будущем полёте и о влиянии на организм невесомого состояния, в котором мы будем находиться во время пути. Степан Аркадьевич жалел, что не сможет участвовать в экспедиции.
— Наблюдение за деятельностью органов тела в таких условиях было бы очень интересно, — сказал он.
— Меня очень удивляет, — заметил я, — что в составе экспедиции нет врача.
— Почему нет? У вас есть врач.
— Кто?
— Сергей Александрович.
— Как, разве он врач?!
— А вы не знали этого? Камов окончил медицинский институт специально для того, чтобы не было надобности в лишнем человеке, которому в межпланетном рейсе почти нечего будет делать. Он знал, что экспедицию всё равно не отпустят без врача.
— Когда он успел?
Было чему удивляться. Я знал, что Камов окончил институт гражданского воздушного флота и, заочно, физико-математический факультет университета, но суметь получить ещё и третий диплом…
— Когда он успел? — повторил я.
— Сергей Александрович — замечательный человек, — задумчиво сказал Андреев. — Он не только получил диплом врача, но и работал несколько лет в московских больницах. Он ничего не делает наполовину. Жизнь, целиком отданная идее, утраивает силы человека.
В напряжённой работе как-то незаметно приблизился день старта. Корабль и его экипаж были готовы. За три дня до отлёта Камов в сопровождении нас троих в последний раз осмотрел звездолёт. Были испытаны все приборы и аппараты, проверен груз. Камов и Белопольский проверяли корабль в целом, Пайчадзе — астрономическую часть, а я — своё фото- и кинохозяйство.
В моём распоряжении три киноаппарата: один переносный и два вмонтированных в стенки корабля, могущих работать автоматически, четыре великолепных фотоаппарата, каждый с шестью сменными объективами, и маленькая фотолаборатория. Всё это поражает своим техническим совершенством, как, впрочем, и весь наш корабль. Экспедиция Камова с продуманной щедростью снабжена всем, что только может понадобиться при любых обстоятельствах. Ничто не забыто, ничто не упущено из виду. Тщательно и заботливо предусмотрено и сделано всё, чтобы обеспечить успех.
Следующая запись в моём дневнике будет уже сделана в полёте.
На сегодня хватит. Десять минут первого.
За мной заедут в семь часов утра.
Итак, последняя ночь на Земле!
Завтра старт в неведомое!..
СТАРТ
3 июля 19… года.
Восемнадцать часов по московскому времени.
Тридцать два часа полёта…
Прошли первые сутки. Идут вторые. Я знаю об этом по часам. На нашем корабле смены дня и ночи нет и не будет. Солнце непрерывно освещает правый борт, и корабль регулярно плавно поворачивается, чтобы равномерно нагревалась вся поверхность его корпуса.
Двигатели давно прекратили работу, и мы летим по инерции со скоростью — двадцать восемь с половиной километров в секунду. Мы не чувствуем этого. Кажется, что корабль висит на одном месте. Земля осталась далеко позади.
Звёзды повсюду. Со всех сторон нас окружают бесчисленные светящиеся точки. Млечный Путь виден весь как исполинское кольцо. Солнце сияет нестерпимо ярко, но в непосредственной близости к нему видны звёзды. Странное зрелище! Солнце и звёзды на чёрном фоне.
С Земли небо никогда не кажется таким чёрным. Простым глазом видно, что та звезда дальше, а эта ближе, но как они все далеки!
Корабль висит в центре бесконечного пространства…
Та самая картина, которая так пугала меня на Земле, здесь не вызывает страха. Нет ощущения, что под нами бездна, потому что такая же бездна находится со всех сторон, а понятия «верх» и «низ» давно уже спутались. Как только перестали работать двигатели и корабль полетел по инерции с постоянной скоростью, тяжесть исчезла, а с нею вместе исчезли обычные представления. По привычке считаю, что под ногами «низ», а над головой «верх», но мне ничего не стоит повернуть своё тело на сто восемьдесят градусов, и тогда то, что было «верхом», становится «низом» — и наоборот. Для этого достаточно сделать лёгкое усилие, используя как точку упора какой-нибудь неподвижно укреплённый предмет или, просто стену.
Я ничего не вешу!..
Ощущение невесомости, о котором я так много думал перед полётом и которого чуть-чуть боялся, оказалось совсем не страшным, даже приятным. За одни сутки я вполне освоился с ним.
Вот сейчас я пишу за столом. Мне удобно; но как это выглядит со стороны?..
Наша каюта невелика. Одна стена полукруглая — это борт корабля. В ней круглое окно. Когда им не пользуются, оно закрыто снаружи стальной плитой. Задняя стена прямая и идёт от одного борта к другому. В ней «дверь» — круглое отверстие диаметром в один метр. Если мне надо выйти из каюты, то я, слегка оттолкнувшись от чего-нибудь, проплываю в неё, как рыба. Две боковые стены представляют собой правильные полукруги и не имеют отверстий. На одной из них находится стол, привинченный наглухо, и я сижу за ним прямо на воздухе. Левая рука лежит на столе и придерживает тетрадь, в которой я пишу. Если я сниму руку, то от моего дыхания тетрадь немедленно улетит. Она улетела бы, даже если бы весила полтонны (на Земле), так как здесь все предметы одинаково ничего не весят. Мускульного усилия, которым я прижимаю тетрадь к столу, достаточно, чтобы удерживать меня самого на месте. Кроме стола, в каюте находится шкаф, в котором помещаются инструменты, приборы и наши личные вещи. Он сделан из алюминия и занимает всю стену напротив стола. Когда я сижу за столом, то шкаф относительно меня находится на «потолке», а если я повернусь ногами к нему, то на «потолке» окажется стол.
