Нил Гейман - Интермир
Я взбежал по лестнице, настороженно поглядывая на небо, где в любой момент могли появиться «гладиаторы» на летающих дисках. Нет, все чисто.
Внутри никто даже не взглянул на меня.
Шел пятый урок, коридоры опустели. Торопливо, почти бегом, я направился к кабинету мистера Димаса. Он никогда не был моим любимым учителем – чего только стоили его чумовые зачеты, – но всегда казался человеком, который в критической ситуации головы не потеряет.
А у меня ситуация была самая что ни на есть критическая. И кстати, разве не по его вине все это закрутилось?
Быстрым шагом я добрался до кабинета и заглянул в класс сквозь дверное стекло. Мистер Димас сидел за столом, перед ним лежала стопка тетрадей. Я постучал. Не поднимая головы, он сказал: «Войдите!» – и продолжал проверять работы.
Я приблизился к столу. Мистер Димас сосредоточенно водил взглядом по строчкам.
– Мистер Димас! – окликнул я, стараясь унять дрожь в голосе. – Можно вас на минутку?
Он поднял голову, взглянул на меня и выронил ручку. Я наклонился, подобрал ее и положил на место.
– Что-то не так? – спросил я.
Мистер Димас выглядел бледным и, как я не сразу понял, испуганным. Разинув рот и тряхнув головой (папа сказал бы, «как паутину стряхивает»), он уставился на меня и протянул мне правую руку.
– Пожми! – скомандовал он.
– Э-э… мистер Димас… – не хватало только, чтобы он тоже свихнулся, как остальные.
От ужаса у меня просто ноги подкосились: да остался здесь хоть один взрослый в трезвом уме? Пальцы мистера Димаса подрагивали, но руку он не убирал.
– Вы как будто привидение увидели, – заметил я.
Учитель сурово посмотрел на меня:
– Джои, не шути так. Если ты Джои, конечно. Пожми!
Я протянул ему руку. Он сдавил ее почти до боли, словно проверяя, есть ли в ней кости и мышцы, и заглянул мне в глаза.
– Ты настоящий. Ты существуешь. Что это значит? Ты и впрямь Джои Харкер? Сходство поразительное.
– Да честное слово! – По правде говоря, я готов был разреветься, как маленький. Неужели у него крыша поехала? Он всегда мыслил здраво – на свой лад, конечно… Когда в местной газете «Гринвильский курьер» мэр Хэнкль назвал мистера Димаса «нелепым, как снегоуборочная машина в разгар лета», каждому было понятно, что это значит. Мне позарез нужно было с кем-то поделиться, и мистер Димас по-прежнему подходил для этого лучше других.
– Понимаете, – начал я, – сегодня… происходит что-то странное. И по-моему, вы единственный, кто может во всем разобраться.
Бледный как полотно мистер Димас слабо кивнул. В дверь постучали, и он с облегчением произнес: «Войдите!»
Это был Тед Рассел. На меня он даже внимания не обратил.
– Мистер Димас, тут такое дело: родители обещали машину, если я без пар четверть закончу. А ведь по обществознанию у меня двойка выходит?
Оказывается, есть вещи, которые никакая альтернативная реальность изменить не в силах – из плохих оценок Тед не вылезает ни здесь, ни там.
Огорчение на лице учителя сменилось раздражением:
– И почему эта проблема должна быть моей, Эдвард?
Вот теперь это был тот мистер Димас, которого я помнил. От облегчения я встрял в разговор, не подумав:
– Он прав, Тед. Чем позже ты сядешь за руль, тем лучше для города. Ты же вообще ходячая авария.
Тед обернулся. Неужели врежет мне при учителе? Его хлебом не корми – дай ударить кого послабее, а это, считай, полшколы. Он замахнулся – и замер, узнав меня.
Кулак остановился в воздухе, а оцепеневший Тед отчетливо произнес:
– Матерь божья, мой судный день настал!
Разрыдавшись, он вылетел из кабинета и помчался со скоростью света, как будто от этого зависела его жизнь.
Я недоуменно посмотрел на мистера Димаса. Он придвинул ногой стоящий рядом стул и подтолкнул его ко мне.
– Садись, – велел учитель. – Опусти голову. Дыши медленно.
Я подчинился, и вовремя, потому что мир или, вернее, его часть, сосредоточенная в классе, поплыла перед глазами. Через минуту все встало на свои места, и я поднял голову. Мистер Димас внимательно наблюдал за мной.
Он вышел из кабинета и вернулся с пластиковым стаканчиком в руках.
– Вот попей.
Я отхлебнул воды. Помогло. Самую малость.
– Со мной весь день творилось что-то странное, а теперь вообще не знаю, что думать. Может, вы мне объясните?
Он кивнул.
– Кое-что объясню – и реакцию Эдварда, и свою. Видишь ли, в прошлом году случилось несчастье – Джои Харкер утонул на водопадах реки Гранд.
Я сдерживался изо всех сил: остатки здравого смысла надо было сохранить во что бы то ни стало.
– Да не утонул я! Потрепало меня здорово, на ногу четыре шва наложили, и папа сказал, что это – урок на всю жизнь и что глупее ничего не придумаешь, чем по водопаду в бочке спуститься, а я ему тогда сказал, что сроду бы этого не сделал, но Тед меня взял на слабо…
– Ты утонул, – ровным голосом произнес мистер Димас. – Я своими руками вытаскивал твое тело из реки. И произносил надгробную речь.
– Ой…
Мы оба умолкли. Решив, что молчание слишком затянулось, я полюбопытствовал:
– И что было в этой речи?
А вы бы на моем месте не поинтересовались?
– Много хорошего. Я сказал, что у тебя было золотое сердце, вспомнил, как ты все первое полугодие никак не мог запомнить, где какой класс, и как нам приходилось высылать спасательную, когда ты плутал по дороге в спортзал или в лабораторию.
Мои щеки пылали.
– Супер! – саркастически заметил я. – Всегда мечтал, чтобы меня именно таким и запомнили.
– Джои, – мягко спросил мистер Димас. – Почему ты здесь?
– Говорю же, происходит не пойми что. – Ведь если мистеру Димасу объяснить все по порядку, он обязательно разберется… Но прежде чем я успел что-то сказать, комната начала погружаться во тьму. Бывает, что солнце уходит за тучу, или небо зловеще чернеет перед грозой, или мрак накрывает землю во время полного затмения – так вот, это все не то. Это была осязаемая тьма – плотная и холодная на ощупь.
И из ее глубины на меня кто-то смотрел.
Сгустившись, тьма приняла очертания хрупкой, миниатюрной женщины с длинными черными волосами, пухлыми губами, как у кинозвезд во времена моего детства, и зелеными глазами – такими яркими, будто она надела цветные линзы. Вот только никаких линз не было.
Кошачьи глаза. И дело вовсе не в форме. Она смотрела на меня, как кошка на птенца.
– Джозеф Харкер, – сказала женщина.
– Да, – подтвердил я. И судя по всему, сделал глупость, потому что она сразу же наложила на меня заклятие.
То, что произошло дальше, ничем иным не объяснишь. Незнакомка пальцем начертила зависший в воздухе огненный знак – нечто среднее между китайским и египетским иероглифом – и одновременно произнесла несколько слов, которые тоже обрели форму и, трепеща, поплыли по кабинету. Эти слова и жест вытеснили из моей головы все мысли, кроме одной: я должен повсюду следовать за этой женщиной, даже если это будет стоить мне жизни.
