Шэрон Кендрик - Красавица с характером
Глава 3
Кабинет Коннела Девлина выглядел совсем иначе, чем Эмбер представляла. Он не был вызывающе броским или вульгарным, как можно было бы судить по приемной. Вместо этого она оказалась в красиво обставленной комнате с большими окнами, смотрящими на улицу и в прекрасный ухоженный сад. Покрашенные в устрично-серый цвет стены создавали нейтральный фон для многочисленных картин. Эмбер с удивлением огляделась вокруг – она словно попала в картинную галерею. Коннел явно отдавал предпочтение современной живописи, и Эмбер с неохотой признала, что он обладал отменным вкусом. Письменный стол с закругленными углами напоминал произведение искусства. В углу кабинета Эмбер заметила скульптуру обнаженной женщины и быстро отвела взгляд, настолько эротичной была ее поза, с рукой, прикрывающей грудь.
Коннел внимательно наблюдал за Эмбер и прищурил глаза, как только она повернулась к нему. Он кивнул на стул, предлагая сесть, но Эмбер была слишком возбуждена, чтобы спокойно выдержать его насмешливый взгляд.
«Пора вернуть привилегии, – решила она, – проявить слабость, вызвать сочувствие». Он достаточно богат, чтобы оставить ей квартиру до тех пор, пока отец не вернется из ашрама. Эмбер подошла к окну и выглянула на улицу: две школьницы проходили мимо, жуя жвачку и весело болтая. Она испытала мгновенное чувство зависти к их беззаботной, легкой жизни.
– Я не собираюсь тратить на тебя весь день, – предупредил Коннел. – Давай перейдем к делу. Не пытайся добиться снисхождения, хлопая длинными ресницами или изображая девочку из монашеского приюта, – на меня это не действует. Вот что я скажу: ты не получишь денег, если я не получу кое-что взамен. Не рассчитывай, что будешь жить в квартире, которая слишком велика для тебя.
Если единственная цель твоего неожиданного визита – пробудить во мне жалость и получить денег, ты напрасно тратишь время.
На минуту Эмбер лишилась дара речи: она не помнила, чтобы кто-то разговаривал с ней в таком тоне. Первые четыре года жизни она жила как принцесса во дворце, а после того как родители расстались, в одно мгновение очутилась в эпицентре кошмара, продолжавшегося десять лет. После гибели матери в автокатастрофе она снова вернулась к отцу, разрушив при этом его брак с очередной женой. Все ходили на цыпочках вокруг нее. Никто не знал, что делать с несчастным, озлобленным подростком, и меньше всего она сама. Пси хологическая травма лишила ее уверенности и снизила самооценку. Эмбер стала агрессивной и непредсказуемой, однако быстро поняла, что может легко манипулировать людьми. Стоило только жалобно скривить губы, все бросались ей на помощь. Эффективным был и другой способ привлечь внимание: настойчиво ковырять носком ботинка ворс ковра и рассматривать его рисунок, словно ища разгадку тайн вселенной. Ее желания немедленно исполнялись.
Однако у нее были серьезные подозрения, что Коннел Девлин видит ее насквозь и легко угадывает притворство. Его синие глаза были слишком умными и проницательными. Под пристальным взглядом ей вдруг почудилось, что он читает ее мысли, и они ему не нравятся.
– Как же мне выжить? – Эмбер подняла руку, и бриллиантовые часы блеснули на запястье, как солнечный луч на воде. – Неужели придется закладывать те немногие драгоценности, которые имею?
Усмехнувшись, Коннел театральным жестом схватил из воздуха невидимую скрипку и заиграл, но тут же опустил большие руки и спокойно взглянул на нее.
– Избавь меня от жалостливых историй, Эмбер, – попросил он, – лучше попробуй объяснить вот это.
Он открыл большой коричневый конверт и высыпал содержимое на стол. Эмбер с удивлением уставилась на пачку фотографий и журнальных вырезок.
– Где ты их взял?
Словно опасаясь заразы, Коннел брезгливо поморщился:
– Твой отец передал мне.
Эмбер знала, что ее имя часто упоминается в колонках светских сплетен и в украшавших полки супермаркетов глянцевых журналах о знаменитостях. Некоторые заметки она читала, некоторые нет, однако до сих пор не догадывалась об их числе. Перед ней развернулась история ее жизни в картинках: фотографии лежали перед ней, как раскиданная колода карт. На снимках она входила и выходила из клубов и ресторанов, с выставок и модных показов. Ее платья выглядели слишком короткими, а выражение лица капризным. Вспышки фотокамер одновременно пугали и радовали ее. Она наивно утешала себя мыслью, что кому-то интересна ее жизнь, иначе она считала бы себя невидимкой. Но, с другой стороны, она казалась себе бабочкой, по ошибке залетевшей в обитель коллекционера, иголкой приколовшего ее нежные крылышки к бумажной этикетке…
Взглянув на Коннела, Эмбер безошибочно прочла осуждение в глубине темно-синих глаз. «Не смей показывать ему слабость, – приказала она себе, – не давай в руки такого оружия».
– Хороши, не правда ли? – небрежно заметила она, усаживаясь наконец на стул.
В этот момент Коннел готов был стукнуть кулаком по столу от отчаяния: ей незнакомо чувство стыда. Все оказалось хуже, чем он предполагал. Вероятно, она считала его глупцом или рассчитывала, что, надев платье скромной монашенки, вызовет жалость.
Самое обидное, что на подсознательном уровне ее трюк подействовал. Как он ни пытался убедить себя в обратном, Коннел не мог отвести от нее взгляд – Эмбер завораживала его. Зачесанные назад волосы открывали тонкий овал лица и опушенные длинными ресницами изумрудные глаза. Знала ли она, что ее удивительная внешность вызывала у мужчин желание драться за нее? Коннел скривил рот: конечно, знала. С юности она пользовалась красотой, чтобы манипулировать людьми.
Он вспомнил свою реакцию, когда Амбруаз попросил его о помощи и впервые показал фотографии. Взглянув на них, Коннел на мгновение лишился дара речи, испытав острый, как удар в живот, приступ вожделения. Один снимок особенно поразил его: в воздушном белом платье Эмбер выглядела одновременно невинной и возбуждающе эротичной. Чувство вины охватило Коннела, и он покачал головой:
– Попросите кого-нибудь другого.
– Не знаю никого, кто бы справился с ней, – честно признался Амбруаз. – Тем более человека, которому бы я верил, как тебе.
Именно в этом заключалась проблема. Амбруаз без колебаний доверил Коннелу дочь, не сомневаясь в его порядочности. Согласившись, Коннел считал делом чести оказать услугу человеку, спасшему его от тюрьмы.
Проще всего было бы выписать ей чек и отпустить на все четыре стороны, но Амбруаз настаивал на исправительных мерах, а упрямство старика хорошо известно.
– Пускай научится сама зарабатывать на жизнь и перестанет быть иждивенкой. Ты поможешь ей в этом, Коннел.
Что прикажете делать, если, глядя на Эмбер, он думает о том, как распустить ее пышные волосы и, задыхаясь, целовать упрямые губы? Или сжать ладонями округлые бедра и войти в ее лоно, дрожа от страсти? Коннел смотрел в мерцающие глаза, вполне отдавая себе отчет, что ее непокорность особенно возбуждает его, – женщины редко оказывали ему сопротивление. Что делать: принять вызов или отказаться? Вопрос носил чисто теоретический характер, потому что Коннел никогда не сдавался. Возможно, ему предстоит проявить чудеса самодисциплины. Неужели он так низко пал, что мечтает об интимных отношениях с женщиной, погрязшей в пороке.
Он вспомнил заданный ей вопрос и скользнул взглядом по стопке фотографий, задержавшись на той, где Эмбер, сидя на плечах мужчины, взмахнула бутылкой шампанского. Зеленое шелковое платье тесно облегало стройные бедра.
– Фотографии хороши, если хочешь выглядеть распутной, – медленно выговорил он, – но это вряд ли понравится работодателю.
– Зато твоя анкета белее белого, не так ли? – холодно спросила она.
Коннел взглянул на нее вопросительно. Неужели Амбруаз рассказал ей о черном пятне в его биографии? В таком случае она имела в виду конкретный факт. Его терзали собственные демоны. Однако Эмбер не стала уточнять: ее вызывающий взгляд заставлял кровь бурлить в жилах.
– Речь идет о тебе.
– Тогда продолжай, я вся внимание, – заметила она с сарказмом.
– Слышу от тебя первые разумные слова за сегодняшний день. – Коннел откинулся на спинку стула. – Вот мое предложение, Эмбер. Тебе надо зарабатывать, чтобы оплачивать аренду. Поскольку шансов на трудоустройство у тебя нет, я сам готов нанять тебя. Все просто.
Эмбер замерла, потому что на словах все действительно выглядело просто. Впервые для нее забрезжила надежда. Она осторожно оглядела красивую комнату с большими окнами на тихую лондонскую улицу с цветущими деревьями. На столе перед Коннелом стояла вазочка с благоухающими белыми колокольчиками. Эмбер подумала, что цветы принесла секретарша в мини-юбке. А кто прислал ему почтовую открытку с Тадж-Махалом или подарил стеклянную тарелочку в виде губ, на которой сейчас лежали скрепки?
Неожиданно ее охватило чувство, которое она испытывала в школьные годы, когда приходила в гости к подругам, чье родители не были в разводе. Казалось, она со стороны наблюдает мир, находящийся в полной гармонии, где все идет, как должно. Эмбер перевела дыхание. Коннел Девлин предлагал ей – временно – прибежище в таком мире. Разве это не прекрасно?
