Иван Афанасьев - Тегле
— У нас мало денег. Саженцы надо купить, привезти сюда, посадить. Ученики заняты ремонтом школьного здания, домиков для братьев. Ночами здесь только мы с Остогом, а днем людей намного больше. Гривасом сейчас Любомир, он днем придет вместе с крестьянами. Зал Совета восстанавливаем…
— Деньгами я помогу. Этого добра у меня как раз навалом. Московские рубли в здешних селах примут?
И увидев радостный кивок ведуньи, продолжил:
— Ничем другим помочь не смогу. Направляюсь в Рим. Пока картина Третьей Печати находится в этом мире, Джироло всегда будет угрожать братству.
— Так он жив? — глаза Ярилки наполнились слезами.
— Я смог только оторвать ему одну ногу. Он, может быть, уже отрастил себе новую. Тибура удалось убить, и это очень хорошая новость. Он был настроен на меня, замечал каждое мое движение. Джироло, похоже, еще не выделяет меня среди прочих своих врагов. А я знаю, где находится картина и смогу выбросить ее в Розгор.
Собственно, делать ему здесь было нечего. Деньги он отдал Ярилке, Олкона поделилась с ним своей силой, все, кого он знал, ушли с холма, ушли в неизвестность. Их возвращения не ждали. Припоминая немигающие глаза монстра-осьминога, Юрий понимал, как встретили свой конец его братья. Джироло, появившись во плоти, просто разбрасывал свои метки во все стороны. Быть может, он и смерч организовал специально для этого.
— Остог, а где Радомысл?
— Сгинул.
— Он был в ту ночь на холме?
— Был. Из тех, кто был тогда на холме, уцелела только Ярилка. Она была в школьном доме, когда он заполыхал. Прыгнула в озеро, чтобы потушить горящую одежду. Потом выносила раненых, ухаживала за ними. Недолго ухаживала, они все пропали через два дня.
— Значит, в горящем здании или потом, в озере она очистилась от меток Джироло. А остальные не догадались… Куда Ростиг с Белогором смотрели?
— Ростиг исчез сразу, еще в ночь пожара. А Белогор был ранен упавшей сосной, лежал без сознания.
У Кондрахина оставался последний вопрос.
— Скажи, Остог, Любомир или кто еще из ведунов сможет мне рассказать что-то о картине Третьей Печати? Я стремился сюда за знаниями, а никого из старейших не застал.
— Все старейшие сгинули, Трихор. Любомир немногим старше тебя. Его избрали гривасом за то, что он сможет организовать жизнь школы, отремонтирует зал Совета. К древней мудрости он непричастен.
Наняв в ближайшей деревне повозку, уже к вечеру Кондрахин достиг железнодорожной станции. Добравшись до ближайшего аэродрома, он принудил командира авиачасти отправить его на бомбардировщике к румынской границе. Ее он пересек на угнанной машине, предъявив пограничникам чистый лист бумаги вместо документов. Из Бухареста Юрий вылетел в Афины, а оттуда — в Рим. Каждый раз он пользовался гипнозом, подкрепляя его легким ментальным воздействием. После того, как Олкона поделилась с ним силой, Юрий мог гипнотически воздействовать уже сразу на трех человек. Для пересечения границы большего и не требовалось.
В Риме он навестил квартиру, которую снял в прошлый приезд под именем Джузеппе Рико. Паспорт на это имя лежал на квартире, там же хранилась одежда для разных случаев, оружие, деньги. Приняв с дороги ванну и переодевшись, Юрий навестил пустующую квартиру неподалеку от дворца понтифика, на Трастевере. Оттуда он послал свою бесплотную душу осмотреться в ватиканских садах. Охраны в садах практически не было, да и снаружи дворец охранялся кое-как.
Видимо, после ареста еретика Марка и удаления сторонников Джироло понтифик и римская курия покушений на свою жизнь не опасались. Посылать бесплотную душу в разведку внутрь дворца Юрий поостерегся. Мало ли какие ловушки мог расставить там владелец картины Третьей Печати. Во дворец следовало идти самому.
Покинув пустующую квартиру, Кондрахин прошелся по площади перед собором Святого Петра. Даже отсюда он чувствовал присутствие картины Третьей Печати. Она находилась на прежнем месте. Подождав, пока работники дворца начнут покидать его, расходясь по домам, Юрий принялся выискивать среди них тех, кто имел доступ к комнатам, соседним с картиной Третьей Печати. Выбрав подходящего человека, Кондрахин немного прошелся, держась в двух шагах от него. На таком расстоянии осуществленный им незаметный ментальный допрос не смог бы засечь издали даже Джироло.
Судя по всему, комнату с картиной замуровали. Ни одного входа в нее не существовало, а окно комнаты, как хорошо помнил Юрий, плотно закрывало бронестекло, способное выдержать пулеметную очередь. Очевидно, что Джироло мог использовать картину, не вступая с ней в непосредственный контакт.
"А может, и мне такой контакт не требуется? Отец Дмитрий, как и Ведмедь, предупреждали, что касаться картины нельзя. Похоже, пока я нахожусь за пределами запечатанной комнаты, опасности для меня картина не представляет. Без Ведмедя не справиться".
Коллегия Охраны Безопасности поселила нигилиста-ведуна не на квартире. Для Ведмедя сняли целый дом с собственным садиком, в котором журчал фонтан и стояли мраморные статуи. У входа Кондрахина встретил слуга в ливрее.
— Как прикажете доложить, господин….
— Сообщите, что пришел Юрий из Москвы. Этого достаточно.
Слуга вскоре вернулся, пригласив Юрия пройти в дом. Поднимаясь по лестнице между статуями из ослепительно белого мрамора, он изменил свое мнение. Ведмедя поселили не просто в доме. Его поселили на вилле, которой не погнушался бы любой римский патриций. Только обстановка не соответствовала архитектуре. Мебели в комнатах не было. Ведмедя Кондрахин обнаружил в пустой комнате. Ведун сидел на полу перед камином. Не открывая глаз, он мысленно предложил Юрию присоединиться. Вступив в контакт, Кондрахин так и не понял, в каких пространствах блуждало сознание нигилиста. Юрий видел — чужими глазами — сплошной густой лес, изрезанный оврагами. В оврагах рылись в земле кабаны. А между деревьев ползла огромная, больше метра в поперечнике металлическая чешуйчатая змея. Ведмедь с интересом наблюдал за ее продвижением. Наконец, змея доползла до норы в обрыве и скрылась в ней. Тогда Ведмедь соизволил заговорить с Юрием нормальным русским языком.
— Долго ты добирался. Есть хочешь?
— Не откажусь.
Ведун провел его на первый этаж, где обнаружилась кухня, обставленная приличной мебелью. Ведмедь вытряхнул из кастрюли макароны, полил их соусом из бутылочки.
— Ты мясо употребляешь? — с сомнением в голосе спросил бывший узник, — Я — нет. Возьми сам в кастрюльке у стены.
Сев за стол, ведун с грустью смотрел на жующего Кондрахина. Пододвинул к нему графин с соком.
