Александр Беляев - Мир приключений, 1983
Зоя в это время возилась на кормокухне и не заметила, как любимец и надежда Маши Ситкиной покидал ферму. А путь его лежал прямехонько к бахче, что раскинулась неподалеку.
Утолив первый голод незрелыми арбузами и дынями, Вася с удовольствием покопался в рыхлой земле. Перекопав пятачком изрядный кусок бахчи, он двинулся дальше. Сладкий, дурманящий запах кружил ему голову. Исходил он от небольших белых домиков, расположенных в саду под деревьями.
Боров потоптался возле одного из них, обнюхал деревянную стенку. То, что так вкусно и аппетитно пахло, несомненно, находилось внутри. Правда, вокруг вились какие-то маленькие рассерженные насекомые, но Вася не придал им значения. Он поддел улей пятачком, и тот опрокинулся.
Здесь произошло такое, отчего йоркшир взвыл не своим голосом. Грозно жужжа, эскадрилья пчел налетела на непрошеного гостя, вонзая в него десятки жал. Вася бросился наутек. Вдогонку ему несся потревоженный рой, продолжая жалить в спину, уши, чувствительный пятачок. Боров несся, не разбирая дороги…
…Страсти на стадионе накалились до предела. Перед концом второго тайма, когда счет все еще оставался два — один в пользу противника, Смирнов выпустил на поле Саввушкина вместо вконец выдохшегося Юры Данилова. Сип волчком вертелся на поле, бросаясь очертя голову под ноги соперников и стараясь отобрать мяч любой ценой. Это вызвало замешательство в команде «бэшников». Седьмой «А» воспрял духом. Все игроки были в штрафной площадке «бэшников». Атака следовала за атакой. Если что и спасало противника, так это вратарь.
Но, как любят говорить комментаторы, гол зрел. В последнюю минуту матча, дезорганизовав оборону противника, Илюха повел команду на решающий штурм. Он отвлек на себя защитников и послал мяч вдоль ворот, куда устремился Володя Гулибаба. Зрители повскакивали с мест. Над островом взревело многоголосое:
— Ша-а-айбу-у!
Володя размахнулся, чтобы послать мяч в пустые ворота с каких-нибудь двух-трех метров. И в это время откуда-то смерчем ворвался Вася. Никто ничего не успел сообразить, как вдруг Гулибаба кубарем покатился по земле. Боров от страху кинулся в сторону и под улюлюканье всего стадиона заметался по полю. От крика и испуга он совсем потерял рассудок и бросился бежать, не разбирая дороги.
Ловили его всей школой. Насмерть перепуганного борова отыскали в кукурузе. С большими трудностями Васю водворили на место. Пережитые страхи не прошли для борова даром: он нервно вздрагивал от малейшего шороха, отказывался от еды. Один глаз его заплыл.
Маша, найдя своего питомца в таком жалком состоянии, расплакалась.
— Уйди, — сказала она Сипу, когда тот хотел ее успокоить. — Я-то думала, я — то тебе доверяла…
Она всхлипывала, гладила Васю. Сипу стало жалко ее, жалко Васю, жалко себя. И он, как был в футбольной форме и бутсах, пошел на берег Маныча, где просидел один до темноты.
В палатку идти не хотелось. Он опять подвел свой класс, свою команду. Из-за него седьмой «А» вылетел из состязаний. А главное — плакала теперь поездка на выставку.
Катила свои воды река, шумели камыши. Сип с горечью думал о том, как несправедлива все-таки к нему жизнь…
И не знал он, что в эти минуты ребята решали, оставить Сипа на острове или отослать в станицу. Мнения сошлись: отослать. Даже Гулибаба на сей раз молчал. Он не мог простить своему другу верный гол. В том, что это был верняк, Гулибаба не сомневался.
Когда, казалось, судьба Саввушкина была решена, в Андрее Смирнове заговорил великий педагог.
— Я считаю, надо испытать последнее средство, — сказал он ребятам, уставшим от споров. — Лишить Саввушкина работы сроком на десять дней.
— Тю! — присвистнул Ваня Макаров. — Ничего себе наказание. Санаторий!
— Посмотрим, — твердо сказал Андрей, — сможет ли Саввушкин спокойно отдыхать, когда все вокруг будут трудиться…
Ребятам не верилось, что это может повлиять на Сипа. Но Смирнов был последователем методов Макаренко.
Вечером, когда Сип пришел в палатку, пионервожатый объявил ему:
— Итак, Саввушкин, с завтрашнего дня по решению нашего отряда ты лишаешься права на труд в течение десяти дней.
Илья молча кивнул. Он еще не знал, радоваться ему, что так легко отделался, или огорчаться. Но на всякий случай поскорее юркнул в постель.
«Что ж, — решил он, — завтра пойду на рыбалку».
ТУНЕЯДЕЦ
Почему так хочется спать, когда звучит зорька? И какие сладкие те две-три минуты, когда нежишься в постели, прежде чем спустить ноги с кровати и влиться в прохладное, зябкое утро.
Илюха потянулся, выпростал из-под одеяла руки. Ночь успокоила, но не залечила настроение. Окончательно отделавшись от сна, Сип вдруг почувствовал что-то неприятное в душе и вспомнил вчерашний день… Отлетело прочь очарование пробуждения. Вставать не хотелось.
— Подъем! — кричал Шота Баркалая. Он был дежурным, и в его обязанности входило поднимать заспавшихся. — Юрка, Ванька, на зарядку! — шел он по проходу между кроватями. — Володька, Володька, проснись! — Шота дернул Гулибабу за ногу. Тот замычал и с трудом разлепил веки. Илью Шота намеренно не окликнул.
Сип не придал этому значения. Но когда он вместе с ребятами вышел на улицу на зарядку, Баркалая сказал, усмехнувшись:
— Ты свободен, можешь еще поспать.
Илья не знал, как реагировать. Решил отшутиться.
— Ничего, сделаю зарядочку, здоровее буду.
— Иди отдыхай, — серьезно проговорил Шота. — Можешь, кстати, подзарядиться…
Сип с тоской подумал: «Начинается…» И как можно беспечнее сказал:
— Вот спасибо! Забота какая о человеке…
Но в палатку не вернулся. Присел на скамеечку, наблюдая, как ребята делают гимнастику.
Второй щелчок Илюха получил в столовой. Нагнулся под стол за упавшей ложкой, а когда поднялся, то обнаружил, что кто-то выпил его компот. Сип растерянно оглянулся, вертя в руках пустой стакан.
— Кто не работает, тот не ест, — ехидно протянул Макаров. Саввушкин молча проглотил обиду. В нем закипала злость. «Ладно, — решил он, — пусть смеются. Мы еще посмотрим». Из столовой интернатовцы разошлись по своим бригадам.
Илюха поплелся к палатке. Вокруг стояла необычайная тишина. В тени таилась утренняя прохлада. Сип присел на солнышке, отдавшись бесцельному созерцанию. Ни о чем не хотелось думать. Но когда не хочешь думать и руки ничем не заняты, в голову сами по себе лезут не очень веселые мысли.
Саввушкину совсем не хотелось вспоминать развороченный улей, перетоптанную бахчу, проигранный матч. А о Маше и несчастном борове и говорить не приходится…
