Николай Петри - Зеркало в руках
В салоне винтолётов серии ВТЛ-12 при базовой комплектации находится три ряда кресел. Первый ряд — ложемент пилота и справа от него узкое кресло с высоким подголовником для возможного инженера воздушной разведки при осуществлении спасательных операциях категории "шторм". За ними располагаются три стандартных сиденья для пассажиров, а далее — ещё три кресла, которые обычно сложены в небольшом подиуме на полу кабины. Валерий предложил кресло рядом с собой этнографу, а Аришу и Нока попросил разместиться на местах пассажиров. Груз — три объёмистые сумки невероятных размеров со всевозможными надписями на студенческом сленге — с трудом уместились справа на третьем кресле.
Пилот запустил прогрев двигателя. Пока машина едва уловимо пульсировала, набирая нужные обороты, Валерий попросил всех пристегнуться.
— Зачем это? — недовольно поморщился Нок, заставив низкими частотами своего баса загудеть вольфрамовую дугу обзорного танскера.
Пилот обернулся и спокойно указал на дверь:
— Это не прогулка по ландшафтному парку Мон-Те-Зо. Если кого-то не устраивают условия полёта — он может выйти.
Эфемерная на вид "дюймовочка" так двинула своего соседа острым локотком в бок, что юноша охнул и быстро отвернулся к иллюминатору. Олеся промолчала, но Валерий успел заметить мелькнувшую на её губах улыбку.
— Готовность тридцать секунд. Прошу всех пристегнуть фолстеры, — произнёс пилот, затягивая ремни безопасности на своей груди.
Олеся бросила на него быстрый взгляд и смущённо спросила:
— Что такое фолстеры?
— Это красные ремешки на ремне безопасности. Они фиксируются эластичной застёжкой на горле пассажира.
— Ошейники! — Вольфрам танскера немедленно отозвался на яркие эмоции Нока.
— Фолстеры. — Спокойно поправил юношу пилот.
— А где ваш оше… фолстер? — с недоверием в голосе осведомился Нок.
— У меня предстартовые параметры считываются тактильно через эпидермис пальцев рук — штурвал для этого оборудован специальным сканером.
— А если мы не станем надевать их? — О чём-то медленно соображая, спросил Нок.
— В этом случае автоматически заблокируется стартовая программа, — ответил пилот. — Я вас высажу, и после перезапуска полечу один.
Нок недовольно запыхтел, после чего на правом пульте поочерёдно загорелись три звёздочки — начали поступать предстартовые параметры трёх пассажиров.
Тридцатисекундная готовность давно прошла — Валерий положил руки на штурвал. За боковым стеклом Сергей Ваганович энергично махал рукой, и что-то говорил, указывая рукой на небо. Однако пневматические присоски уже отделили объём кабины от остального мира, поэтому до сидящих внутри не долетал ни один звук, кроме тонкого свиста двигателя, плавно менявшего разгонную модуляцию.
Пилот оглядел пассажиров, после чего мягко повёл машину в небо.
Вечерняя заря быстро растушевала все оттенки красного, торопливо застилая горизонт белёсым покрывалом. Система кондиционирования не доносила забортных запахов, но Валерию хватило одного быстрого взгляда на вечереющее небо, чтобы испытать привычное состояние внутреннего подъёма от вида непередаваемой красоты готовящейся ко сну природы.
Олеся сидела тихо, с интересом разглядывая непривычную для пешехода-этнографа панораму. За спиной тоже молчали. На панели погасли красные звёздочки, и пилот разрешил снять фолстеры. По тому, с какой скоростью Нок упаковал свой "ошейник", Валерий понял: парень не любит ходить на вторых ролях, тем более — быть поводом для шуток.
Ариша тонким голоском спросила:
— А зачем их надевают?
— Обычные пассажиры на таких винтолётах редкость, — не сразу откликнулся пилот. — Чаще приходится иметь дело с травмированными людьми, а штатного медика на борту нет. Поэтому при погрузке потерпевшим подсоединяют фолстеры, с которых в бортовой компьютер поступает считанная микродатчиками информация о состоянии здоровья на момент старта. Если человек находится в тяжёлом состоянии, автоматика связывается с ближайшим госпиталем и меня встречает команда медиков прямо на посадочной площадке, зная состояние потерпевшего с запозданием всего в несколько секунд. Подобная методика спасла жизнь многим.
— Но мы не потерпевшие! — тут же подал голос Нок. — Нам-то они зачем?
— Автоматике всё равно, чем страдает обследуемый пассажир: повышенной болтливостью или диареей. И в том, и в другом случае она предложит самый эффективный способ избавиться от недуга.
Олеся, сдерживая смех, тихо фыркнула. Нок задышал громко, словно кузнечный мех. Ариша Найвон приняла сторону своего соседа, потому что с лёгкой иронией в голосе поинтересовалась:
— Ну, допустим, мы возможные пострадавшие, а зачем с вас снимают эти самые параметры?
— Полёты над тектоническими разломами — дело непростое. Часто обстановка за бортом меняется слишком быстро, а рефлекторные способности человека весьма ограничена. Вегетативные реакции со стороны сердечнососудистой, дыхательной и других систем заставляют бортовой компьютер вмешиваться в процесс пилотирования, если расхождение с исходными данными слишком велико. К счастью, подобное происходит довольно редко. Частота сердечных сокращений до ста девяносто, а дыхательных движений до пятидесяти в минуту считаются допустимыми. И даже повышение температуры тела на один-два градуса не заставит компьютер взять управление на себя. С выбросом аскорбиновой кислоты сложнее. При её увеличении в пятьдесят раз пилот уже не сможет принять участие в пилотировании. За него всё сделает резервный анкрауд — электронная система принудительной посадки. Однако самое главное заключается в том, что если кому-то из вас станет плохо, пилот доставит его к медикам, но если что-то случиться с пилотом…
Валерий не стал заканчивать свою мысль: аспиранты достаточно часто летали, чтобы понять недосказанное.
Незаметно бледная акварель вечерней зари перетекла в ночь. Кажется, ещё минуту назад можно было любоваться оранжево-золотистыми лучами, с трудом вырывающимися из-за горизонта, и вот — всё вокруг стало тёмным, словно сквозь пористое покрывало неба просочились опрокинутые мифическим титаном светло-фиолетовые чернила. Загорелись первые звёзды — тот же неутомимый колосс принялся методично вколачивать в свод светящиеся гвозди. Красиво!
— Ой! — неожиданно вскрикнула Олеся. — Звезда упала!.. А вон ещё! и ещё!
Валерий Сомонов посмотрел на соседку, испытывая при этом двойственное чувство. Детская непосредственность девушки, так эмоционально откликнувшейся на банальное падение метеора, вызывало удивление, а собственная неспособность опоэтизировать рядовой физический процесс — искреннюю зависть. Как ни старался Валерий Сомонов, он не мог просто увидеть "падающую звезду", потому что его сознание мгновенно проводило вероятностную ретроспекцию, и событие виделось совершенно в ином свете…
