Генри Каттнер - Мутант
– Наверное, все дело в людях, – согласился Беркхальтер. – Люди… Ты знаешь, все это кажется мне не совсем честным. Я бы не выдержал такой изоляции от всего остального мира. Они…
В мыслях Хобсона промелькнул резкий эпитет. Куда более резкий, чем на словах. Он сказал:
– Честно! Конечно же, это не честно! Берк, ты видел толпу на дороге – разве у них на уме была честность? Если кто тогда заслуживал наказания, то уж эта толпа его точно заслужила! – Его голос смягчился. – Ты понимаешь, мы постоянно забываем об одной вещи. В нас развивали такую снисходительность к обыкновенным людям, что мы совсем забыли: ведь они, в конце концов, тоже не дети. Погром – это самая непростительная согласованная акция, в которой можно обвинить группу. Это всегда нападение заведомого большинства на беззащитное меньшинство. Эти люди убили бы нас, ни на секунду не сомневаясь в своей правоте, при первой же возможности. На их счастье, мы не настолько агрессивны, как они. Я считаю, что они достойны более худшей участи. Мы вовсе не жаждали оказаться в таком положении. Повсюду вокруг нас несправедливость, но я думаю, что это наилучшее решение в данных обстоятельствах.
Они наблюдали за движущейся внизу в лунном свете процессией. Хобсон продолжал.
– Когда мы запустили все это, стало ясно еще кое-что. И очень хорошее. По чистой случайности мы можем провести чудесный эксперимент на человеческих отношениях. Пещерное сообщество не будет тупиковой ветвью. Мы считаем, что в конце концов Болди и обыкновенные люди вступят там в смешанные браки. Персонал госпиталя может стать потенциальными послами доброй воли. Конечно, это потребует осторожности, но я думаю, что с нашей способностью читать мысли и скорректированной с учетом этого пропагандой, дело выгорит. Это может стать окончательным решением проблемы взаимоотношений Болди и обыкновенных людей.
Понимаешь, это будет микрокосм того, каким должен быть весь мир – каким он должен был бы быть, если бы Взрыв не породил нас, телепатов, раньше времени. Это будет общество, где, великодушно правя, будут преобладать телепаты. Мы научимся регулировать отношения между людьми, и во время учебы не будет опасности. Это будет метод проб и ошибок без наказания за ошибки. Возможно, людям придется немного тяжеловато, но ненамного тяжелее, чем приходилось поколениям Болди по всей земле. Можно даже надеяться на то, что через несколько лет эксперимент настолько нормализуется, что даже узнав о нем, члены сообщества предпочтут остаться. Что ж, поживем – увидим. Во всяком случае, другого пути нам неизвестно. Нет другого пути, кроме соглашения между расами. Если бы даже каждый Болди Земли добровольно покончил с собой, Болди все равно бы продолжали рождаться. Это невозможно остановить. В этом виноват Взрыв, а не мы. Мы… подожди минуту.
Хобсон резко повернул голову, и в шелестящей тишине леса, нарушаемой лишь приглушенными шумами идущей далеко внизу колонны, они прислушивались к звуку, не предназначенному для их ушей.
Беркхальтер ничего не услышал, а Хобсон через мгновение кивнул.
– Города сейчас не станет, – сказал он.
Беркхальтер нахмурился.
– Но остается еще одна опасность: что если в уничтожении Секвойи будет обвинен Пайнвуд?
– Во всяком случае, доказательств этому нет. Мы распустим слухи, что в этом могут быть виноваты еще два-три города кроме Пайнвуда, и этого хватит, чтобы запутать дело. Можно сказать, что взрыв произошел из-за случайности на складе бомб. Такое бывало, ты знаешь. Просто Пайнвуд и другие на некоторое время попадут под подозрение. За ними будут присматривать, и если они обнаружат новые признаки агрессивности… но, конечно же, ничего не случится. Я думаю… смотри, Беркхальтер! Вот оно!
Далеко внизу, словно раскаленное озеро в чаше гор, сияла Секвойя. На их глазах свет изменялся. И во всем своем огненном великолепии вспыхнула сверхновая, осветив лица людей и превратив ели в черные тени.
На миг эфир затопил стон, бессмысленный крик, поразивший сознание всякого телепата, оказавшегося в пределах слышимости. А потом возникла ужасающая пустота, пауза смерти, куда не смел заглянуть ни один Болди. В этот раз вихрь был невероятно мощным, ведь звездная вспышка уничтожила множество телепатов. Сознание, притянутое этим водоворотом, балансировала на самом краю его гигантского ненасытного жерла. Да, они были параноиками, но они были еще и телепатами, и их уход потряс каждое сознание, способное заметить эту смерть.
Головокружительная пустота поразила сознание Беркхальтера. Звенела мысль: "Барбара, Барбара…"
Это был совершенно нескрываемый крик. Он даже не пытался скрыть его от Хобсона.
Хобсон как ни в чем не бывало произнес:
– Это конец. Двое Немых сбросили бомбы с вертолетов. Они до сих пор ведут наблюдение. Никто не спасся, Беркхальтер…
Он ждал. Постепенно Беркхальтер вырвался из бездны, где уносился к забвению невероятный, пугающий, смертельный образ Барбары Пелл. Восприятие окружающего мира медленно возвращалось к нему.
– Да?
– Видишь, подходят последние жители Секвойи. Нам здесь больше нечего делать, Берк.
Это заявление прозвучало значительно. Беркхальтер мысленно встряхнулся и сказал с болезненным недоумением:
– Я не… вполне понял. Зачем ты привел меня сюда? Я… – Он поколебался. – Я не иду с остальными?
– Ты не можешь идти с ними, – спокойно сказал немой. Возникла короткая пауза; прохладный ветер шелестел иголками елей. Острое благоухание и свежесть ночи окружали двоих телепатов. – Думай, Беркхальтер, – сказал Хобсон. – Думай.
– Я любил ее, – сказал Беркхальтер. – Теперь я это знаю. – В его сознании был шок и отвращение к себе, но он был слишком потрясен сознанием этого, чтобы испытывать более сложные чувства.
– Ты знаешь, что это значит, Беркхальтер? Ты не настоящий Болди. Не вполне. – Он помолчал минуту. – Ты – скрытый параноик, Берк, – сказал Хобсон.
Целую минуту между ними не было ни слова, ни мысли. Потом Беркхальтер неожиданно сел на хвою, устилавшую лесную землю.
– Это неправда, – сказал он. Деревья качались вокруг них.
– Это правда, Берк.
В голосе и сознании Хобсона звучала бесконечная мягкость.
– Подумай. Любил бы ты… смог бы ты любить… параноика, особенно такого параноика, если бы ты был нормальным телепатом?
Беркхальтер молча покачал головой. Он знал, что это правда. Любовь между телепатами – куда более безошибочная вещь, чем между слепыми, идущими на ощупь, людьми. Телепат не может ошибиться в чертах характера любимого. не смог бы, даже если бы захотел. Ни один нормальный Болди не мог испытывать ничего, кроме глубокого отвращения к том, что представляла собой Барбара Пелл. Ни один нормальный Болди.
![Генри Каттнер - Сын несущего расходы [= Сын волынщика; Один из несущих расходы]](/uploads/posts/books/272968/272968.jpg)