Владимир Васильев - Волчья натура
Золотых кивнул; видимо, эта информация не являлась для него тайной, но его порадовал тот факт, что Генрих выразил готовность к сотрудничеству.
На экране сменилось еще несколько лиц, и вдруг Генрих узнал человека, которого запомнил сидящим на лавочке и глядящим на толпу, что собралась вокруг Франсуа в тот самый злополучный первый день. Человек этот на фотографии выглядел несколько старше, нежели в жизни, но Генрих сразу же его узнал. Именно это лицо Генрих запечатлел в памяти, когда прятался за газетным киоском.
– Это он! – сказал Генрих. – Имя и клички мне неизвестны, видел я его всего один раз. Когда Испанец вырубил Франсуа и скрылся, этот тип сидел через дорогу на лавочке и на все это пялился. Потом ушел. Больше я его не встречал, ни разу.
Генрих мгновенно отметил, что все в комнате напряглись: Золотых нахмурил кустистые брови; второй пожилой озабоченно потянулся в карман и извлек трубку мобильника; Степа за компом шустро обработал фотку в фотодизайнере и отослал куда-то прямо с экрана. Информация Генриха явно сдвинула с мертвой точки какое-то сибирское дело.
– Спасибо… э-э-э… Генрих, – пробасил Золотых. – Еще что-нибудь?
Генрих задумался.
– Наверное, следует рассказать вам мое видение ситуации. Так будет проще.
– Да, пожалуй.
– Волки периодически наведываются в Алзамай, о чем говорит и та странная фотка в газете с летающим грузовиком, и штурм дома убитого балтийского резидента. Я собирался каким-нибудь образом зацепиться за их хвост и установить вероятные координаты базы, но, понятно, ничего не успел. Вообще, если совсем откровенно, моя миссия в Алзамае была близка к провалу, потому что я отчетливо сознавал: слишком многие меня обгоняют. В общем, я даже обрадовался, когда наше руководство сделало шаги навстречу друг другу.
– Что можете сказать об исчезнувшем афгане, убийце резидента-прибалта?
– Не очень много. Я его считаю американцем, и думаю, что не ошибаюсь. По тому, как резко он выпал из событий, делаю вывод, что он устранен кем-то из многочисленных алзамайских гостей.
Золотых задумчиво покивал.
– Добро, Генрих, спасибо за сотрудничество. Последний вопрос: как вы видите свое участие в предстоящей операции? В каком качестве?
Генрих пожал плечами:
– Да мне, в сущности, все равно. Могу работать как полевой агент, могу с обработчиками. Полагаю, вам виднее.
– Понятно. Умеете ли стрелять, думаю, спрашивать не совсем удобно…
– Умею, – Генрих ничуть не обиделся. – Из любого оружия. У вас тир есть?
– Конечно. Ладно, – Золотых вызвал из коридора одного из своих людей. – Герасим! Отведи человека на тесты. В первую группу.
Герасим кивнул и поманил Генриха пальцем.
– Спасибо за открытость, – поблагодарил напоследок Золотых. – Если честно, вы первый, кто пришел к нам с поднятым забралом и реальной готовностью сотрудничать.
Генрих развел руками, и ничего не сказал.
Он так и не вспомнил – кто таков второй пожилой безопасник в кабинете, хотя лицо его по-прежнему казалось знакомым.
* * *Едва европеец покинул кабинет, из смежной комнаты высунулся Шелухин с ЗаССовской трубой в руке.
– Нестеренко объявился, – сказал он. – Прибалтов отследил.
Золотых нетерпеливо щелкнул пальцами; Шелухин быстренько приблизился к столу и протянул трубу.
– Золотых, слушаю…
– Господин полковник? Нестеренко, с басовокзала. Только что прикатил биобус из Шумилово, на нем приехали оба прибалта – дог и эрдель. Оба с рюкзачками, пошли в сторону стоянки такси. Богдан По за ними приглядывает…
– Мышей ловят? – поинтересовался Золотых. – В смысле – по сторонам хоть глядят?
– Глядят. Богдана они, по-моему, срисовали, а я не показывался, из зала наблюдал.
– Скажи Богдану, чтоб на рожон не лез. Даже если они не станут сдаваться.
– Понял, выполняю…
– Таскайтесь за ними, можете даже сильно не прятаться. Но и в первый ряд нечего лезть.
– Понял, господин полковник…
Нестеренко отключился.
– Ну, что, – сказал Золотых Коршуновичу. – Последняя парочка. Остальные сдались.
– По-моему, и эти сдадутся. Иначе твои шустрики черта с два бы их отследили.
– Ты это… добрее будь, вот, – огрызнулся Золотых без всякой злобы. Слишком уж давно они с Коршуновичем друг друга знали. И мелкая пикировка соперников-профессионалов давно стала чем-то вроде полуобязательного ритуала.
– Кстати, – Золотых хлопнул себя по лбу. – А что с Шерифом? Где твой Лутченко?
Коршунович взглянул на часы.
– Скоро объявится… Через час-полтора, наверное.
Золотых тоже взглянул на часы.
– Черт, завтракать пора. Сходим, что ли?
– Надо бы, – вздохнул Коршунович. – У меня тоже это… кишка кишке колотит по башке.
Золотых усмехнулся и вызвал ординарца.
– Олежка! Распорядись, чтоб завтрак несли!
– Так поздно уже завтракать, Константин Семеныч! Обедать давно пора!
– Ну, пусть обед несут, какая разница! И можно заодно вчерашний ужин…
– Давай все-таки сходим, а Семеныч? Подумаешь, пару минут… – предложил Коршунович.
Золотых пожал плечами:
– Ну, ладно, давай… Олежка, отставить, мы в буфет пойдем! Степа, побудь тут, после нас позав… гм! Пообедаешь, лады?
– Конечно, Константин Семеныч.
Золотых встал из-за стола, оправляя китель.
– Тебе не жарко? – поинтересовался Коршунович. – Снял бы ты его…
– Жарко, – фыркнул полковник и выразительно воздел указательный палец горе: – Однако, я сейчас являю собой лицо Сибири. Вот прибалтов проведем, тогда и сниму.
– Тучноватое, надо признать, лицо, – фыркнул Коршунович. – Ты когда в футбол последний раз бегал?
– Футбол я не люблю, – вздохнул Золотых, выходя из кабинета. – Я теннис люблю.
– Теннис? – Коршунович задумчиво пожевал губу. – Это импортное дрыгоножество и рукомашество? Я понимаю – футбол, или, там волейбол. Но теннис? Тебе не кажется, что это игра для маленьких девочек?
– Тогда уж давай всей толпой в регби играть. Дабы подчеркнуть мужескость. И без судьи, чтоб клочья из всех летели…
– Клочья из нас полетят, Семеныч, не беспокойся. В самое ближайшее время.
– Так! – Золотых остановился посреди коридора. – У нас обед, понял? Мы отвлекаемся душой и… это… восстанавливаем силы. Так что о деле – ни слова.
– Молчу, молчу, – отмахнулся Коршунович. – Порядочки у вас…
– А что, в России иначе?
Коршунович только вздохнул.
В буфете было полно спецназовцев. Рядом с каждым столом аккуратными треугольными вигвамами стояли иглометы. Да не ручные, а длинноствольные, каждый с рукоятью и выступом под вторую ладонь, с упором для плеча и приживленным двуморфом целеуказателя.
