Филип Дик - Время, назад
– А ведь и правда, – согласилась Лотта. – На Марсе мертвецы не воскресают, я как-то совсем забыла.
– Я мог бы заняться физическим трудом или стать каким-нибудь там клерком, – предложил Себастьян.
– Нет, там же наверняка оценят твои управленческие способности, твой талант организатора. Они наверняка будут тестировать твои профессиональные склонности, так же везде заведено. И тогда они узнают про все твои разнообразные достоинства, понимаешь?
– Ты полна молодого оптимизма, – сказал Себастьян. А я, добавил он про себя, старческого отчаяния. – И вообще подождем что-нибудь решать, пока я не побеседую с Рэем Робертсом. Может, я буду настолько убедителен, что он мне даже поверит. В смысле, – поправился Себастьян, – что заставлю его понять всю безнадежность положения, в котором я находился. И может быть, эти боевики, про которых ты там говорила, может, они сумеют спасти Анарха. В общем-то, задача и вправду скорее для них. Я и об этом напомню.
– Пусть бы тебе повезло, – печально сказала Лотта.
Рэй Робертс позвонил менее чем через час.
– Вижу, вы вернулись. – Он смотрел на Себастьяна с ожиданием, пристально и довольно критически. – Ну и как дела?
– Да не слишком, – осторожно сказал Себастьян; в этой беседе нельзя было сделать ни единой ошибки.
– Так, значит, Анарх, – продолжил Роберте, – так и остался в Библиотеке?
– Я до него добрался, – сказал Себастьян, – но только не смог…
– А как там ваша жена?
От этого голоса на Себастьяна дохнуло могильным холодом.
– Мне удалось ее получить, – сказал он, едва ли не извиняясь. – Они – начальство Библиотеки – решили ее освободить. Я не просил их об этом, идея была полностью их.
– Детант[36], – сказал Рэй Роберте. – Вы получили Лотту в обмен на то, что покинули Библиотеку, все произошло в довольно дружеской манере.
– Нет.
– А ведь весьма на то похоже. – Роберте продолжал разглядывать Себастьяна; его темное худое лицо ровно ничего не выражало. – Они вас купили. Более того… – Его голос зазвучал резко и агрессивно. – Они бы не стали этого делать, не будь у вас реального шанса вывести оттуда Анарха.
– Это решала Энн Фишер, – возразил Себастьян. – Я хотел ее убить, даже прицелился, и она вот так откупилась. Я взял ее для страховки с собой, я даже…
– Авам не приходило в голову, – спросил Рэй Роберте, – что это и есть единственная причина, почему они забрали вашу жену в Библиотеку? Чтобы она была заложницей. Чтобы обезвредить вас.
– У меня был выбор, – неуверенно сказал Себастьян, – между…
– Они видели вас насквозь, – сказал Рэй Роберте испепеляющим голосом. – У них есть там психологи, и они заранее знали, на какую сделку вы пойдете. Энн Фишер не боится смерти. Все это было чистым притворством, она не покупала себе свободу, а уводила вас от Анарха. Если бы Энн Фишер действительно вас боялась, ее бы там и в помине не было.
– Возможно, вы и правы, – неохотно сказал Себастьян.
– Вам удалось увидеть Анарха? Он точно жив?
– Да, – кивнул Себастьян.
На нем словно собиралась вся влага из атмосферы; она катилась по его спине, подмышки взмокли. Он буквально чувствовал, как поры его кожи пытаются – и никак не могут – вобрать ее в себя. Слишком уж ее было много.
– И над ним работали искоры?
– Рядом с ним… рядом с ним действительно были искоры. Да.
– Понимаете, – сказал Рэй Робертс, – вы же изменили историю человечества. Или, точнее говоря, вы ее не изменили. У вас был прекрасный шанс, но вы им не воспользовались. Вас могли бы навсегда запомнить как владельца витария, который оживил, а затем и спас Анарха; вас никогда бы не забыли ни юдиты, ни вся страна и планета. Под религиозные верования была бы подведена принципиально новая основа. Веру сменила бы полная уверенность, появилось бы новое Писание.
В голосе Рэя Робертса не было ни малейших признаков гнева; он говорил совершенно спокойно, просто излагал очевидные факты. Факты, которые Себастьян никак не мог оспорить.
– Скажи ему, – сказала Себастьяну стоявшая сзади Лотта, дергая его за рукав, – что ты попробуешь еще раз.
Ее рука ободряюще погладила его по плечу.
– Я могу сходить туда еще раз, – предложил Себастьян.
– Мы послали вас, – сказал Робертс, – в порядке компромисса с Джакометти; он хотел избежать насилия. Теперь, когда это соглашение не дало результатов, мы вправе послать туда наших зилотов. Но только… – Он на секунду смолк. – Скорее всего, им достанется труп. Библиотека тут же заметит, что в дело вступили Сыны, стоит им войти в здание. На это указал мне прошлой ночью Джакометти. Но у нас просто нет иного выхода. Вести с Библиотекой переговоры попросту невозможно; мы не сможем ни дать, ни обещать ничего такого, что подвигнет их освободить Анарха. Здесь ситуация совсем не та, как с миссис Гермес.
– Ну что ж, – вздохнул Себастьян, – было очень приятно с вами побеседовать. Я рад, что вы описали мне, как выглядит ситуация. Спасибо за…
Экран померк. Рэй Робертс положил трубку. Даже не поздоровавшись.
Какое-то время Себастьян сидел с трубкой в руке, а потом аккуратно, осторожно положил ее на рычаг. За время беседы он словно постарел на пятьдесят лет – и устал не меньше, чем за сто лет непрерывной работы.
Так прошло несколько минут.
– Знаешь, – повернулся он к Лотте, – первое, что чувствуешь, очнувшись в гробу, это странную усталость. Голова у тебя пустая, тело ничего не делает. Затем появляется мысль, желание; что-то хочется сказать, что-то хочется сделать. Ты хочешь бороться, выбраться наружу. Но твое тело все еще тебе не подчиняется; ты не можешь говорить, не можешь двигаться. И так продолжается… – он секунду подумал, – примерно двое суток.
– Это было очень страшно?
– Это худшее, что я когда-либо пережил. Много хуже, чем умирание.
«И примерно то же самое, – подумал он, – чувствую я и сейчас».
– Может, принести тебе что-нибудь? – спросила Лотта. – Подогреть согума?
– Нет, – покачал головой Себастьян. – Спасибо.
Он встал и подошел к окну, выходившему на улицу. «Робертс прав, – говорил он себе. – Я мог изменить историю человечества. Но я поставил выше свою личную жизнь – в непоправимый ущерб всем остальным и особенно юдитам. Я не дал образоваться новому базису мировой теологии. Рэй Робертс абсолютно прав!»
– Могу я чем-нибудь тебе помочь? – тихо спросила Лотта.
– Со мною все будет нормально, – сказал Себастьян, глядя в окно на улицу, на людей и на рыбоподобные наземные машины. – Когда лежишь вот так в гробу, самое плохое, что мозг уже ожил, а тело – нет. Ты ощущаешь эту двойственность. Мертвым ты ничего подобного не чувствуешь; у тебя все равно что нет тела. Но вот это… – Он вспомнил, как тогда было, и весь содрогнулся. – Живой, активный мозг, привязанный к трупу. Помещенный в труп. И нет никакой надежды, что тело когда-нибудь оживет. Ожидание кажется вечным.
