Фрэнк Херберт - Муравейник Хеллстрома
Салдо ошеломленно смотрел на Хеллстрома, не в силах произнести ни слова. Он ожидал, что тот поднимет по тревоге все наличные силы. Его реакция непонятна!
— Были еще проявления возмущений? — спросил Хеллстром.
— Нет. Усиленная вентиляция, похоже, помогла.
— Фэнси готова к оплодотворению. К нашей выгоде, если она забеременеет от Внешнего. В такие периоды ее поведение предсказуемо.
Салдо стоял, восхищаясь мудростью Хеллстрома.
— Я знаю, что она взяла со склада ампулу, — сказал Хеллстром. — Вероятнее всего, она взяла мужскую секс-фракцию в ампуле, чтобы возбудить Перуджи. Она хочет с ним спариться, вот и все. Пусть. Внешние крайне странно реагируют на эту естественную форму человеческого поведения.
— Да, так говорят, — пробормотал Салдо. — Я изучал поведенческие особенности, необходимые для работы во Внешнем мире.
Хеллстром улыбнулся.
— Я видел это уже много раз. Завтра он здесь появится, полный раскаяния. Он прибудет с Фэнси и займет круговую оборону. Он будет чувствовать себя виноватым. В этом будет его уязвимость. Да, полагаю, я знаю, как овладеть ситуацией, спасибо Фэнси.
— О чем вы говорите?
— Дикие Внешние не во всем так сильно отличаются от нас, я имею в виду — химически. Фэнси напомнила мне об этом. Ту же технику, какую мы используем, делая наших работников предсказуемыми, ручными и податливыми Муравейнику, мы применим и к Внешним.
— Еда?
— Или их питьевая вода, или даже воздух.
— Вы уверены, что Фэнси вернется? — Салдо не мог избавиться от гложущего его сомнения.
— Уверен.
— Но велосипед…
— Ты действительно думаешь, что они смогут его узнать?
— Мы не можем рисковать!
— Если это тебя успокоит, предупреди Линка. Думаю, чувства Перуджи будут притуплены после ночного бридинга с Фэнси, так что утром он вряд ли опознает велосипед, если его увидит.
Салдо нахмурился:
— Все же мне это не нравится, Нильс.
— Понравится, — уверил его Хеллстром. — Поверь мне. Скажи Линку, что тебя направляют в специальную группу службы безопасности. Я хочу, чтобы данные им инструкции были ясными, исключающими неверное толкование. Отправляйся вместе с ними, соблюдая максимальную осторожность. Они не должны вмешиваться этой ночью. Их главная задача состоит в обеспечении того, чтобы Фэнси не увели из этого мотеля. Она должна провести ночь с Перуджи. Утром они Должны забрать ее при первой же возможности и привести ко мне. Я хочу поблагодарить ее лично. Муравейник учится, он реагируетна опасность как единый организм. Именно так, как я всегда и предполагал.
— Я согласен, что мы должны обеспечить ее возвращение, — сказал Салдо, — но благодарность?
— Естественно.
— За что?
— За напоминание, что Внешние химически нам идентичны.
Мудрость Муравейника: «Специалисты высшего уровня, выращенные нами с учетом базовых целей, в конечном счете принесут нам победу».
Перуджи проснулся в серой рассветной мгле, вплыв в сознание откуда-то издалека, из лишенного энергии места. Он повернул голову, чтобы посмотреть на смятую в беспорядке постель, медленно осознал, что находится в постели один и что это — важная информация. Велосипед, через руль которого было перекинуто меховое пальто, стоял у стены рядом с дверью. Между постелью и дверью валялся белый халат. Он посмотрел на велосипед, силясь понять, что важного, казалось ему, было с ним связано?
Велосипед?
В ванной слышался плеск воды. Кто-то напевал. Фэнси!
Он сел на постели со спутанными, как и постель, мыслями. Фэнси! Боже милостивый! Что она ему вколола? У него осталось смутное воспоминание о, как ему казалось, восемнадцати оргазмах. Возбуждающее средство? Если так, то это самое сильное возбуждающее, какое только можно себе представить.
Плеск воды не прекращался. Она принимала душ. Господи! Как она может двигаться?
Перуджи попытался восстановить в памяти события ночи, но из этого почти ничего не вышло, помнилось только, как корчилась плоть. Он подумал: «Это был я! Боже праведный! Это был я! Так что это за наркотик она ему вколола? Может быть, это и есть «Проект 40», проект небесной любви?» Ему захотелось смеяться, но не было сил. Шум воды прекратился. Он переключил внимание на дверь ванной комнаты. Движение за дверью, напевающий голос. Где она берет силы?
Дверь открылась, и появилась Фэнси с одним полотенцем на бедрах и другим в руках, которым она сушила волосы.
— Доброе утро, милый, — сказала она, и подумала: «Выглядит как выжатый лимон».
Он смотрел на нее молча, роясь в памяти.
— Разве тебе не понравился бридинг со мной? — спросила она.
Вот оно! Это слово он как раз пытался вспомнить и не мог, пока она его не произнесла. Спариваться с ней? Может быть, она одна из этой сдвинутой части нового поколения: секс только для продолжения рода?
— Что ты со мной сделала? — спросил он хриплым, каркающим голосом, напугавшим его самого.
— Сделала? Я просто…
Он поднял свою руку, показывая место, куда она вколола таинственную мускусную субстанцию. Слабая бледность прикрывала подкожный синяк.
— А, это, — сказала она. — А тебе не нравится? Он опустился на спину, подложив поудобнее подушку.
Господи, как он устал.
— Значит ты ввела мне какой-то наркотик? — уточнил он.
— Я только добавила тебе то, что есть в крови у каждого мужчины, когда он готов к совокуплению, — сказала она, зная, что ее тон выдавал испытываемое ею смущение. Внешние такие странные, когда дело касается бридинга.
Голова у Перуджи раскалывалась, и ее слова усиливали боль. Он медленно повернулся и посмотрел на нее в упор. Боже! Какое чувственное тело! Он говорил с трудом, но отчетливо.
— Ты все время говоришь про бридинг.
— Я знаю, вы используете для этого другие слова, — начала объяснять она, — но мы называем это так — бридинг.
— Мы?
— Мои… друзья и я.
— Ты соединялась с ними?
— Иногда.
Сумасшедшие групповые наркоманы! Может быть их-то Хеллстром и прячет: секс-оргии и возбуждающие наркотики? Перуджи внезапно глубоко ощутил похотливую зависть. Положим, эти чокнутые так развлекаются. Положим, они регулярно устраивают такие вечера, подобные тому, что он провел с Фэнси. Не может, конечно, быть. Но какой бы это был опыт для мужчины! И для женщины, конечно.
Разумеется, это вне рамок закона, но…
Фэнси сбросила полотенца и стала надевать халат, как и ночью, совсем не смущаясь своей наготы. Несмотря на головную боль и апатию, Перуджи не мог не восхищаться ее чувственной грацией. Она была женщиной с ног до головы!