Виталий Каплан - Юг там, где солнце
- А потом что?
- Да так, - поскучнел Мишка. - Отобрали. Большие ребята. У нас есть такой гад, его все Шиблой зовут. Потому что мелочь сшибать любит. В общем, попросил покататься. Ну как не дашь, он же сразу: "А по яйцам?" А он уехал куда-то к центру, я всё жду, а его нет. Так и не дождался. На другой день в школе к нему подхожу, спрашиваю: "Где мой велик?" Он так улыбнулся гаденько и говорит: "Какой такой велик? Ничего не знаю. Тебя, мальчик, что, в детстве часто на пол роняли?" Вот и всё.
- А в полицию?
- Толку-то? - пожал плечами Мишка. - Никто же не видел, как я ему кататься давал. Да к тому же он меня тогда совсем задолбит. Он же психованный, Шибла, ему всё по барабану.
- Понятно, - отозвался я. Про вчерашний случай в парке мне рассказывать почему-то не хотелось. Уж очень картинным казалось мне сейчас укрощение сопливых гопников. Ладно я, взрослый мужик, со спецподготовкой и соответствующим опытом. Для меня эти Вовцы и Шиблы - всё равно что тараканы, а вот для этих мелких - для Мишки, его друга Димки, тем всё иначе. Они же как цыплята перед крысой. И долго ещё им цыплятами оставаться. Правда, что касается Мишки, "долго" вообще может и не быть. Если нас всё-таки заловят...
Интересно у меня получается. Ведь вроде бы не так давно поимка казалась мне неотвратимой, часом ли раньше, часом позже... А сейчас появилась какая-то совершенно безумная, ни на чём не основанная надежда. Или это дрожала во мне нелепая ночная ниточка? Во всяком случае, мы пока что не сбились с направления.
А воздух меж тем незаметно светлел, и звёздные лучи таяли в чернильно-синем небе, лунный серпик скатился к горизонту и, уцепившись рогом за край леса, казался клочком ваты, запутавшимся в колючей хвое. Холодные прозрачные волны лениво перекатывались через дорогу, едва слышно шуршали в уже заметных на сером фоне кустах и пропадали где-то вдали. Понемногу начинали пробовать голос птицы.
- Ну что, согрелся малость? - поинтересовался я, глядя на острые, выпирающие из-под футболки Мишкины лопатки. - Погоди, днём ещё успеем изжариться.
- Это точно, - не оборачиваясь, кивнул Мишка. - Только я жару люблю. Когда вот так печёт, мне всё кажется, что здесь юг, тропики всякие...
- И слоны, и крокодилы, и страусы, - добавил я. - То-то ты загорел как шоколадка.
- Это потому что у меня кожа такая, - улыбнулся Мишка. Его улыбки я, конечно, видеть не мог, но знал, что она была. - Загар зимой не сходит. А летом - снова. Вот и получается каждый год всё больше и больше.
- Значит, к старости в негра превратишься? - ехидно уточнил я.
- Ну, не знаю, - на полном серьёзе ответил Мишка. - А вдруг я назад загорать начну? То есть выгорать. Стану таким белымбелым, как полярный медведь.
Я промолчал. Странным было всё, что сейчас происходило. Вроде бы пустой разговор, утренний холодок, пересвист птиц, обычное, в общем-то, дело. Но я чувствовал - что-то невидимое творилось сейчас вокруг нас. И вымершая дорога, и неожиданно быстро наступивший рассвет, и даже остановившиеся часы - всё это каким-то непонятным образом было связано. Почему-то вспомнилось, как ещё совсем недавно мы шли с Мишкой - вроде бы почти так же, и шоссе прорезало пространство серым заточенным лезвием, поля по обе стороны тянулись до горизонта, мы шагали размеренно, и рубцы на Мишкиной спине подёргивались в такт шагам, и похлопывал меня по бедру приклад автомата - почти так же, как сейчас край сумки. И что было сном, а что - явью? Я не знал, да и не хотелось мне сейчас этого печального знания. Достаточно было того, что теперь всё должно получиться иначе. Звенело во мне направление, и почему-то таял страх. Вернее, он превращался в непонятную, ни с чем не связанную тревогу. Не в Управлении уже было дело, не в грозившей нам погоне - нет, что-то совсем иное щемило сердце. То ли дым далёких костров, то ли запах свежескошенной травы. Я понимал только одно - что-то должно случиться. Если уже не случилось.
- Сейчас, наверное, солнце взойдёт, - заметил Мишка. - Пора уже, вроде.
- Неплохо бы, - кивнул я. - Между прочим, не ты один замёрз.
- Интересно всё же, далеко мы ушли? - не унимался Мишка. Похоже, молчаливая ходьба его изрядно утомила.
- Ну как сказать, - пожал я плечами. - На машине это расстояние можно проехать за четверть часа.
- Только вот где тут машины? - хмыкнул Мишка. - И вообще, странно здесь как-то. Слишком уж пусто.
- Это верно, - я поёжился от забравшейся мне под рубашку холодной струйки. Ладно погоня, которой почему-то нет. Но чтобы за всю ночь ни одной машины не пронеслось? Куда же они все подевались?
- Скажите, только честно, - вдруг повернулся ко мне Мишка. - Вот если нас всё-таки поймают, чего будет?
- С кем? - насупившись, уточнил я. Ох, не хотелось мне отвечать. Тем более честно.
- С обоими.
- Ну что ж, ничего хорошего. Смотри, что получается - налёт на полицейскую управу, освобождение из-под стражи оккультиста, побег. Тянет сие для тебя на 189-ю статью - организованное оккультное сопротивление. Пожизненная тюрьма это, братец.
Я не стал уточнять некоторых деталей. Вроде того, что даже вечное заточение ещё не гарантирует безопасность Державы. И тогда... Нет, конечно, я ничего не знал наверняка. Ходили лишь смутные слухи. Но подмешанный в суп аквабромтоксин, подушка на лицо, незаметный постороннему глазу удар пальцем в точку "ци-даминь" - и у нашего Управления становится одной проблемой меньше. Причём всё происходит тихо, безболезненно. Мы же не средневековые католики, на костёр никого не тащим. Гуманные у нас методы.
Только вот, может, костёр честнее. А мы притворяемся... Христа ради притворяемся добрыми христианами. А если притворяемся - значит... Следуя формальной логике, или мы не добрые, или... Так что же, получается, отец Николай прав? И тогда, выходит, мы, в Управлении, предали Его? Вроде Великого Инквизитора из великого романа? А как же тогда быть с теми, Адептами и Рыцарями? С пытавшими меня Малиновыми Старцами? Оставить их пастись на воле, губить души, готовить приход Антихриста? Нет, так тоже нельзя, и это не требует доказательств. Достаточно вспомнить застывший взгляд Вити Северского, его трясущиеся губы, когда вернулся он из Троепольской лавры, от архимандрита Артемия. А я сам... Когда мы накрыли их, Солдат Ночи, в городских катакомбах, ворвались в жертвенный грот... Ту девчонку уже не могли бы спасти никакие врачи. Многим ли приходилось видеть ещё живого человека, в котором крови не осталось ни кубика? А мы видели. Самое страшное, она была ещё в сознании, хотя потом врачи и уверяли, что такое в принципе невозможно. Но это у них, в чистых кабинетах, верны принципы, а в зловонном гроте, где блудливо скалятся со стен выбитые на камне морды демонической иерархии - там действуют совсем иные законы. И когда гнались мы по узким туннелям за предусмотрительно слинявшим Генералом, когда "Аргнум" в моей руке коротко дёрнулся и мешковатая фигура, замерев на бегу, одуряюще медленно сползла по стенке на холодные каменные плиты тогда я был прав.
