Робер Мерль - Разумное животное
8
ИЗ ДНЕВНИКА ПРОФЕССОРА СЕВИЛЛЫ.Адамс пятнадцатого сообщил мне по телефону, а Лорример подтвердил семнадцатого письмом, что Комиссия решила ознакомить с результатами моих опытов американскую и международную общественность. В тот же день, семнадцатого, Адамс прилетел из Вашингтона во Флориду, чтобы побеседовать со мной о мерах безопасности, которые необходимо будет принять в связи с пресс-конференцией, назначенной на двадцатое. Чтобы скрыть местонахождение нашей лаборатории, было решено доставить Фа и Би под усиленной охраной на самолете в один из флоридских океанариумов, временно арендованный для этой цели. По моей просьбе аудитория пресс-конференции не должна была на этот раз превышать ста человек, включая персонал телевидения, чтобы не травмировать Фа и Би сутолокой и шумом. По тем же причинам журналистов просили избегать слишком бурных проявлений своих чувств, но, как будет видно, это требование, если и выполнялось, то только лишь вначале.
Адамс предлагал, чтобы во время беседы Фа и Би находились на суше, — по его мнению, в случае необходимости влажные простыни или опрыскивание водой могли бы поддерживать в них бодрость, — но я счел, что такие условия выбьют их из колеи, и отклонил это предложение. Со своей стороны, я предпочитал оставить Фа и Би в привычной для них среде и только наполнить водоем до предела, чтобы дельфины отвечали на вопросы, удобно оперев головы о край бассейна.
Когда пресс-конференция открылась, ни один из журналистов не имел ни малейшего представления, о чем пойдет речь, настолько хорошо сохранялась тайна. Я сам и сотрудники лаборатории вошли одновременно с журналистами, так же как и все, по специальным пропускам и сели в первом ряду амфитеатра, словно мы собирались присутствовать на заурядном ревю с акробатическими номерами в исполнении дельфинов. Та и другая секретные службы были обильно представлены, и Арлетт краешком глаза показала мне на мистера Си, скромно усевшегося в пятом ряду. Он был как раз таким, каким она мне его описывали: круглый, розовощекий, энергичный, с холодными глазами.
Неподалеку от него я увидел «величественную, как природа, но не столь естественную» миссис Грейс Фергюсон, которая, как только мой взгляд остановился на ней, подняла правую руку и, согнув пальцы, начала двигать ими так, как будто постукивала по клавишам рояля. Очевидно, ее супруг, среди прочих вещей, владеет также какой-нибудь газетой, и миссис сумела захватить место какого-то бедняги, получившего приглашение. Она была одета так, как, по ее мнению, приличествовало журналистке: белая плиссированная юбка и белая гладкая блузка без рукавов. Но, я но знаю почему, самые простые вещи выглядели на ней очень дорогими. Прежде чем Лорример предоставил мне слово, она успела передать мне сложенную вчетверо записку, гласящую:
«Дорогой Генри, я так за вас счастлива.
Грейс».Присутствие самого Лорримера, коротким вступительным словом открывшего пресс-конференцию, свидетельствовало о том, что государственное ведомств намеревалось пожать лавры после участия в опытах, носившего, правда, в основном финансовый характер. Зная, как журналисты должны быть заинтересованы обещанной новостью, о которой им было известно лишь то, что она сенсационна, Лорример позволил себе немного на этом поиграть: он еще раз подчеркнул се значение, но, в чем суть дела, рассказал лишь в заключительной части своей речи, не вдаваясь ни в какие подробности. Это было сделано очень искусно. Он начал с того, что представил дельфинов, моих сотрудников и меня самого. Он подчеркнул, что пресс-конференция будет продолжаться не более часа, так как профессор Севилла опасается, как бы не переутомились дельфины от такой массы народа, вспышек «молний» фотокорреспондентов и от прожекторов телевидения. Он заявил далее, что для журналистов присутствовать на пресс-конференции подобного значения — особая честь, так как 20 февраля 1971 года, несомненно, останется днем столь же памятным в истории Соединенных Штатов и всей планеты, как дни, ознаменованные взрывом первой экспериментальной атомной бомбы в Аламогардо и первым полетом человека в космос.
Однако, добавил он, профессор Севилла и его персонал не создали никакого нового оружия, не открыли никакого нового вещества или новой комбинации веществ, и на первый взгляд их успехи не столь сенсационны, как победы, одержанные над атомом и пространством. Тем не менее, если было бы возможно распространить на других дельфинов необычайные результаты, которых профессор Севилла добился с Фа и Би, человек в самое короткое время сделался бы абсолютным господином не только поверхности морей, но также их глубин, а это господство становится с каждым днем все более необходимым для защиты свободы и демократии.
В конце своей речи Лорример сказал, что он передает мне слово и просит меня изложить историю моего сенсационного опыта, ибо мне принадлежит честь первого разрешения «проблемы общения человеческого рода с животными посредством членораздельного языка».
Лорример произнес эту фразу так быстро и так внезапно сел, что аудитория была потрясена. Последовали недоуменные возгласы: «Что? Что он сказал? Это еще что за история?» Люди ошеломленно смотрели друг на друга, задавая эти вопросы. Я поднялся, как только Лорример сел, и, стоя спиной к бассейну, где резвились Фа и Би, ни на секунду не удалявшиеся, однако, друг от друга дальше чем на метр, окинул взглядом журналистов. Кое-кто из них имел некоторое представление обо мне благодаря нескольким моим лекциям — о них писали в прессе, но как дельфинолог я был, конечно, значительно менее знаменит, чем доктор Лилли, опубликовавший в 1961 году известный бестселлер. Напомню, что многие, прочитав эту книгу, с некоторой поспешностью пришли к выводу, что доктор Лилли объясняется с дельфином по-английски.
В действительности автор не говорил ничего подобного, но по крайней мере ему можно вменить в заслугу утверждение, что такая вещь вполне возможна. Его книга, написанная в очень живом и даже в несколько задиристом тоне, отлично иллюстрированная многочисленными фотографиями дельфинов, самого доктора Лилли и его жены (бесспорно, очаровательной), полностью, вообще говоря, достойна выпавшего на ее долю успеха. Нашлись все же цетологи (я к их числу не принадлежу), воспринявшие это болезненно, так как им показалось, что книга приносит доктору Лилли славу, на которую его труды еще не давали ему права.
Как видно, кое-кто из присутствовавших журналистов заранее постарался запастись данными о моей биографии, но другие не потрудились этого сделать, и, когда я встал, один рыжий плотный тип лет тридцати спросил у своего соседа почти во всеуслышание: «Что это еще за Семилла?»
