Клиффорд Саймак - Исчадия разума
Все смотрели на меня, только на меня. Многие, я знал заведомо, гневались, решив, что я намеренно оскорбляю их интеллект, а кое-кто просто развлекался, – и те, и другие были убеждены непоколебимо, что дьявола нет в природе, и ждали подходящего повода, чтобы разнести меня вдребезги. А были и такие, кто перепугался не на шутку, – но это не составляло разницы, поскольку они, конечно же, начали праздновать труса еще до того, как мы с дьяволом объявились в комнате.
– Отдельные факты, о которых я расскажу, – начал я, – можно проверить. Например, то, что касается смерти Фила. – При этом я посмотрел на госсекретаря, и он явно удивился, но я не дал ему возразить, а повел свою линию:
– Однако по большей части мой рассказ проверке не поддается. Я сообщу вам правду или, по крайней мере, то, что я лично воспринимаю как правду. А уж поверите вы мне или нет, частично или полностью, – решать вам…
Самое трудное было взять старт, дальше пошло легче. Я внушал себе, что выступаю вовсе не перед членами кабинета, а в студии перед микрофоном, и как только скажу все, что хочу сказать, спокойно встану и уйду. Они сидели довольно тихо и слушали внимательно, хотя время от времени кто-нибудь ерзал, словно намереваясь прервать меня. Но каждый раз президент вскидывал руку и, восстановив порядок, разрешал мне продолжать. Время я не засекал, но, по-моему, говорил я примерно четверть часа, может быть, чуть-чуть дольше. Мне удалось сжать свое выступление до предела, проще говоря, опустить все, кроме самого существенного.
Когда я замолк, никто не решался нарушить тишину. Я обвел собравшихся взглядом. Наконец, директор ФБР зашевелился и произнес:
– Весьма интересно…
– Ну уж как же! – желчно отозвался генерал.
– Если я правильно понял, – сказал министр торговли, – ваш приятель возражает против того, что мы засылаем в его мифическую страну множество подрывных элементов и, таким образом, путаем ему карты, мешая попыткам создать достойное правительство…
– Не правительство, – вмешался я, ошеломленный таким поворотом мысли: это же надо умудриться говорить о правительстве в мире, который я описал! – Речь идет о культуре. Может статься, ее лучше назвать образом жизни. Или поисками цели – потому что в этом мире до сих пор, по-видимому, не было общепризнанных целей. Каждый веселится и гнет свое, и никто никому не дает указаний. Разумеется, надо принять в расчет, что я провел там всего несколько часов, а потому не могу ручаться…
Министр финансов смерил министра торговли взглядом, исполненным ужаса:
– Уж не хотите ли вы сказать, что приняли на веру эту… эту байку, эту сказочку для детей?..
– Не знаю, принял или не принял, – ответил министр торговли. – Но мы выслушали свидетеля, заслуживающего доверия, и, по моему убеждению, он не стал бы сознательно искажать факты…
– Его одурачили! – вскричал министр финансов.
– Или это какой-нибудь новый рекламный трюк, – предположил министр здравоохранения и т.д.
– С вашего разрешения, джентльмены, – взял слово госсекретарь, – хотел бы обратить внимание на одно обстоятельство, поразившее меня чрезвычайно. Сотрудник нашего департамента Филип Фримен умер, по заключению следователя, от сердечного приступа. Но вскоре прошел загадочный слух, что он был сражен стрелой, которую выпустил убийца в одежде средневекового лучника. Никто, конечно, не поверил этой версии, она звучала слишком не правдоподобно. Точно так же и выслушанный нами только что рассказ кажется не правдоподобным, но…
Министр здравоохранения и т.д. чуть не взвился на дыбы:
– Вы что, тоже поверили в эту чепуху?
– Поверить трудно, – ответил госсекретарь, – но я остерег бы вас от побуждения отбросить этот рассказ, затолкать его под ковер, не удостоив повторным взглядом. По меньшей мере это следовало бы обсудить.
Генерал развернулся на стуле и обратился к приглашенным, сидящим у стены:
– Не следует ли первым делом спросить, что думают по этому поводу наши выдающиеся ученые?
Один из ученых медленно поднялся с места. Седовласый, нервный и немощный, но по-своему очень величественный, он старательно выбирал слова, подчеркивая их чуть заметными движениями венозных рук:
– Я не считаю себя вправе говорить от имени всех своих коллег, но надеюсь, они поправят меня, если я заблуждаюсь. Мое мнение, и я тщательно взвесил его, сводится к тому, что обрисованная ситуация противоречит всем принципам, известным науке. Я бы сказал, что она не представляется возможной.
И он сел так же аккуратно, как встал, предварительно взявшись за ручки кресла и лишь затем бережно опустившись в него. В комнате вновь воцарилось молчание. В группе ученых двое-трое согласно кивнули, остальные держались непроницаемо.
Дьявол возмущенно обратился ко мне:
– Эти болваны не поверили ни одному слову!..
Он не стал снижать голоса, и в окружающей мертвой тишине его слова прозвучали совершенно отчетливо, их нельзя было не услышать. В общем-то, можно предположить с достаточным основанием, что политиков (коль скоро они таковы, каковы есть) непременно обзывают болванами, но чтоб им сказали это без обиняков, в глаза – такого, надо полагать, с ними еще не случалось. Я покачал головой, отчасти попрекая дьявола за несдержанность, отчасти подтверждая, что да, увы, не поверили. Просто не посмели: любого, кто рискнул бы поверить, осыпали бы градом насмешек и без промедления лишили бы политического поста.
Вскочив на ноги, дьявол хлопнул тяжелым волосатым кулаком по столу. Из ушей у него вырвались струйки дыма.
– Вы создали нас! – завопил он. – Ваши грязные, мелкие, злобные умишки, ваши бесподобно смутные умишки, ваши неумелые, ненасытные, трусливые умишки создали нас и тот мир, куда вы нас поместили! Вы не предвидели, что получится, и не виновны в том, что натворили. Хотя, раз уж вы так сведущи в физике и химии, могли бы и догадаться – только вы, грамотеи, предпочли талдычить по-прежнему, что этого не может быть. Но теперь-то вы знаете, что может, теперь мы заставили вас понять это! И теперь вы морально обязаны облегчить несносные условия, которые сами нам навязали. Вы обязаны…
Президент в свою очередь поднялся на ноги и, подобно дьяволу, стукнул кулаком по столу. Впрочем, эффект оказался намного меньше, поскольку пустить дым из ушей он не сумел.
– Мсье дьявол, – выкрикнул президент, – я хотел бы, чтобы вы ответили на мои вопросы. Вы заявили, что остановили машины и радио…
– Чертовски верно, остановил! – прорычал дьявол. – Остановил не только здесь, а по всему миру, но это лишь первое предупреждение, легкая демонстрация моих возможностей. И обратите внимание, я проявил гуманность. Машины остановились плавно и спокойно, ни одного пострадавшего. Самолетам, прежде чем я остановил их, было дозволено приземлиться. А фабрики и заводы я и вовсе пока не тронул, чтобы не лишить людей работы и не оставить их без денег и потребительских товаров…
