Станислав Лем - Непобедимый
Роган всё не мог решиться. И, сидя вот так у отверстия большой пещеры, он услыхал надвигающееся тяжкое жужжание тучи. Странное дело — он ничуть не испугался. Его отношение к туче за один этот день поразительно переменилось. Он знал — или по крайней мере ему казалось, будто он знает, — что́ он может себе позволить, точно альпинист, которого не отпугивает смерть, таящаяся в трещинах ледника. Правда, он и сам ещё толком не разобрался, что за перемена в нём произошла; он не мог вспомнить, когда впервые, глядя на чёрные заросли, переливающиеся на склонах всеми оттенками фиолетового цвета, приметил их угрюмую красоту. Но теперь, уже видя чёрные тучи, — а приближались две тучи, взлетевшие с обоих склонов ущелья, — он даже не шевельнулся, не пытался укрыться, прижимаясь к камням. В конце концов, было не важно, сидел он или лежал, если только аппаратик продолжал работать. Сквозь материал комбинезона Роган коснулся его круглого, как монетка, донышка и кончиками пальцев ощутил тончайшую вибрацию. Он не хотел накликать опасность и уселся поудобней, чтобы не шевелиться без надобности.
Тучи теперь громоздились по обеим сторонам ущелья. Их чёрную клубящуюся массу словно пронизывал какой-то поток организующих импульсов, потому что они сгущались на краях, образуя почти вертикальные колонны, а в середине выпячивались, тянулись друг к другу и всё больше сближались. Похоже было, что какой-то незримый титан-скульптор с необычайной быстротой придавал им форму. Несколько беглых разрядов пронизало воздух между самыми сближенными местами туч, которые будто бы рвались друг к другу, а всё же оставались на месте и только всё стремительней клубились в центре. Блеск этих молний был удивительно тусклым; обе тучи сверкнули в нём на мгновение, как застывшие в полёте мириады чёрно-серебряных кристалликов. Потом, когда в скалах несколько раз прокатилось эхо громовых раскатов, слабое и приглушённое, словно его накрыли звукопоглощающим материалом, обе стороны чёрного моря, вибрируя, напрягаясь до предела, соединились и проникли друг в друга. Воздух под ними потемнел, будто солнце уже зашло, и тут же возникли в нём какие-то странные извилистые линии. Роган очень не скоро понял, что это гротескно-искажённое отражение каменистого дна ущелья. Эти воздушные зеркала под потолком тучи колебались и распадались; и вдруг он увидел гигантскую, макушкой упирающуюся в тучу человеческую фигуру, которая неподвижно глядела на него, хотя само изображение непрестанно вибрировало и прыгало, то угасая, то снова вспыхивая в таинственном ритме. И снова прошло несколько секунд, прежде чем Роган узнал собственное отражение, висящее в пустоте между боковыми колоннами тучи. Он был так изумлён, до такой степени потрясён непонятными действиями тучи, что забыл обо всём. Мелькнула у него мысль, что, быть может, туча знает о нём, о присутствии последнего живого человека среди скал ущелья. Но и этой мысли он не испугался; не потому, что это было слишком невероятно — он уже ничего не считал невозможным, — а просто он жаждал участвовать в этой всё более мрачной мистерии, значения которой, в этом он был уверен, никогда не поймёт. Его гигантское лицо, сквозь которое просвечивали отдалённые склоны в конце ущелья, куда не ложилась тень тучи, расплывалось. Из тучи выползало бесчисленное множество отростков; если она втягивала одни, их место занимали другие. Из них начал падать, постоянно нарастая, чёрный дождь. Кристаллики падали и на Рогана, слегка ударяли его по голове, скатывались по комбинезону, собирались в складках. Чёрный дождь всё шёл, а голос тучи, это всеобъемлющее, заполнившее не только долину, но, казалось, и всю атмосферу планеты гудение, поднимался всё выше; в туче возникли локальные смерчи, окна, сквозь которые просвечивало небо, чёрный саван разодрался в центре, двумя волнами двинулся тяжело, будто бы нехотя, к зарослям, всосался в их неподвижную чащобу и исчез.
Роган по-прежнему сидел не шевелясь. Он не знал, можно ли стряхнуть кристаллики, которыми он весь был усыпан; очень много их лежало на камнях; белое, словно костяное, русло ручья теперь выглядело так, будто его чернилами забрызгали. Он осторожно взял пальцами один из треугольных кристалликов, а тот словно ожил, щекотнул ладонь слабым тёплым дуновением; Роган инстинктивно разжал пальцы, и кристаллик улетел.
И тогда, как по сигналу, зароилось всё вокруг. Лишь в первый миг это движение было хаотическим. Потом чёрные точечки сгустились, словно дым, стелющийся по земле, сконцентрировались и столбами взмыли вверх. Казалось, что сами скалы дымятся, как исполинские беспламенные факелы. А потом снова произошло нечто непонятное. Когда взлетающий рой круглым облаком повис точно посредине ущелья, выделяясь на сумеречном небе, как огромный пушистый чёрный шар, обе тучи опять вынырнули из зарослей и бросились на него с ошеломляющей быстротой. Рогану казалось, что он слышит невероятный скрежет воздушной схватки, но, видимо, это была иллюзия. Он подумал было, что перед ним развернулся бой, что тучи выбросили на дно ущелья искалеченных «мушек», что они хотят избавиться от этого балласта. Но схватка и сейчас оказалась лишь иллюзией. Тучи разошлись, и от пушистого шара не осталось и следа. Они его поглотили. Через миг вершины скал снова истекали кровью последних закатных лучей, а просторная долина затихла и опустела.
Роган встал; ноги у него всё ещё подгибались. Он вдруг показался себе смешным с этим излучателем, торопливо отнятым у мертвеца; более того — он чувствовал себя ненужным в этой стране торжествующей смерти, где могли существовать и побеждать лишь неживые создания, чтобы свершать таинственные действа, которых не должны были видеть ничьи живые глаза. Не с ужасом, но с ошеломлённым восхищением участвовал он недавно в том, что здесь творилось. Роган знал, что никто из учёных не сможет разделить его чувств, но теперь он хотел вернуться не только как вестник гибели товарищей, но и как человек, который будет добиваться, чтобы эту планету оставили нетронутой. «Не всё и не всегда принадлежит нам», — подумал он, медленно спускаясь вниз по ущелью.
Небо было ещё светлым, и это помогло Рогану быстро добраться до поля битвы. Но там ему пришлось идти быстрее — от остекленевших скал, которые кошмарными силуэтами маячили в густеющем сумраке, исходило всё более сильное излучение. Он ещё ускорил шаг, наконец побежал. Отзвук шагов, перекликаясь, повторяли каменные стены ущелья, и в этом немолчном эхе, словно подгоняющем его, Роган, из последних сил прыгая с камня на камень, миновал расплавившиеся до неузнаваемости обломки машин и бегом свернул в крутую излучину ущелья. Но рубиновый огонёк индикатора и здесь сверкал ярко, медлить было нельзя. Он задыхался: не сбавляя темпа, отвернул до отказа вентиль редуктора. Даже если кислород кончится у выхода из ущелья и придётся дышать воздухом планеты, это наверняка будет лучше, чем хоть немного задерживаться здесь, где каждый дюйм камня источает смертоносное излучение. Кислород холодной волной вливался в горло. Бежать было легко — поверхность расплавленного потока, который оставил за собой отступающий «Циклоп», была гладкая, местами прямо как зеркало. К тому же на Рогане были ботинки с особой цепкой подошвой, не скользившей на любой почве. Теперь уже так стемнело, что лишь по белым камням русла, кое-где просвечивающим сквозь стеклянистую кору, он угадывал дорогу — вниз, всё вниз. Он знал, что впереди ещё минимум три километра такого пути. Невозможно было, мчась изо всех сил, делать какие-либо расчёты, но всё же он время от времени поглядывал на красноватый пульсирующий огонёк индикатора. Примерно час он мог ещё находиться здесь, среди этих искорёженных, сожжённых аннигиляцией скал — доза тогда не превысит двухсот рентген. Ну, в крайнем случае час с четвертью — если он к этому времени не выберется в пустыню, спешить будет уже ни к чему.
