Сергей Галихин - Русская фантастика 2009
Претендент на Весенний престол Онор Шуйбе, подкупающе улыбчивый молодой человек (подвид С, как минимум сто пятьдесят лет), потчевал собравшихся экономными булочками величиной со спичечный коробок и обещаниями разобраться с городским освещением.
Его соперник Маркел Ногелынан раздавал дешевые ореховые конфеты и брошюру Санитарной службы «Как уберечь свое жилье от незваных гостей» — с обложки на Стефана гипнотически уставилась фасеточными глазами личинка, высунувшая голову из дыры в диване с подлокотниками-валиками.
Максимилиан Келлард, стриженный под ноль крепыш в грязно-белом зимнем камуфляже, нападал на «безыдейное пораженческое искусство»: тех, кто лишен боевого духа и правильной точки зрения, нечего допускать до театра или кинематографа. Не то чтобы он в открытую угрожал кому-то репрессиями, но давал понять: став Весенним Властителем, он не будет мириться с таким положением вещей, когда штатские балаболы самовыражаются кто во что горазд. Неуютно было его слушать, а еще неуютней — сознавать, что он вполне может выиграть предвыборные состязания: и харизма есть, и сторонников целая толпа. Но зато люди из его команды кормили всех желающих такой вкусной солдатской кашей с маслом… Стефан ел кашу, в душе не соглашаясь с Келлардом.
Зарплаты он до сих пор не видел как своих ушей. То ли действительно были затруднения, то ли дирекция театра не гнушалась экономить на вспомогательном персонале. Давно бы ушел, но его держала надежда: вдруг они наконец-то прочитают его пьесу — обещали ведь! — и увидят, что это намного лучше, чем то фуфло, которое у них на сегодняшний день идет. Да и с работой в столице было туго: наплыв беженцев с окраинных островов, разоренных набегами кесу. Максимилиан Келлард был не так уж не прав, когда громил нынешнее зимнее правительство за из рук вон плохую организацию обороны от лесного агрессора и процветающее в армии штабное разгильдяйство.
А третья причина — Стефану не хотелось ни в контору, ни за прилавок, ни в мастерскую, ему нравилось чувствовать себя вольной городской птицей и с утра до вечера бродить по Танхале, каждый день открывая новые уголки необъятной столицы. Если бы еще и есть не хотелось… Он-то согласился бы питаться одним танхалийским воздухом, пьянящим, как старое пряное вино, однако у желудка было на этот счет свое мнение, не совпадающее с хозяйским.
Сквозистая ограда большого катка. От скольжения пестро разряженной публики по молочному льду, от голода и от ветра, швыряющего в лицо несъедобную белую крупу, кружится голова. Голод не тетка, мозги не проест, и нечего ему поддаваться… Посетителей катка можно сравнить с зимними насекомыми, которые слетаются вместе для своих странных ритуалов, и вся жизнь для них — это самозабвенное скольжение, они живут, пока танцуют. Записать и переложить в рифму, но не сейчас, а то пальцы совсем озябли — даже очередную афишу упустил, и ветер поволок свою шуршащую добычу вдоль ограды, словно заляпанного краской перекидника, раньше срока выпавшего из спячки. Тоже записать.
Идущие навстречу прохожие жевали пирожки — и один, и второй, и третий… Вокруг них витал чудесный аромат свежей выпечки. Если каждый встречный с пирожком — значит, где-то впереди их раздают задаром. Логично?.. Голодное брюхо радостно взвыло — ему, скотине этакой, нет дела до прерванного творческого процесса.
Оскальзываясь на вылизанном ветрами белом тротуаре, Стефан устремился в ту сторону, откуда валил сытый народ. Скорее, скорее, пока бесплатное угощение не закончилось… Лишь бы оно и взаправду оказалось бесплатным.
За катком располагался торговый квартал: резные деревянные павильоны под затейливыми крышами, аляповатые вывески, меж фонарных столбов протянуты гирлянды истрепанных разноцветных флажков вперемежку с пучками сверкающей мишуры.
— …Скоро весна, и наша команда всех накормит! Пожалуйста, подходите, угощайтесь! — зазывал юноша в театральном плаще с вышитыми подснежниками.
Ухоженное смазливое лицо, мочки ушей проколоты, однако на поясе дуэльный меч, и дерзкие глаза агрессивно прищурены — сочетание любопытное, но Стефану сейчас не до колоритных типажей. Только до жратвы, только до нее, родимой…
— Где?! — он в упор уставился на парня голодными собачьими глазами.
— Там, — тот с легкой улыбкой показал на скопление пряничных домиков.
На центральной площадке торгового квартала толпился народ. В самой гуще, на невысоком помосте, стояла девушка в крытом серебряной парчой жакете с опушкой из белого меха, в венке из живых цветов поверх шапочки, с перекинутой через плечо толстой косой. Она-то и оделяла пирожками, доставая их из объемистого расписного короба. Не глядя ни в лицо девушке, ни на окружающих, Стефан протиснулся вперед, протянул руку:
— Можно?.. А можно два?..
Тепленькие. Только теперь он поднял голову, чтобы поблагодарить, — и встретил взгляд морозных сине-серых глаз. Слова застряли в горле. Он так старался не думать о ней — и на тебе, столкнулся лицом к лицу! С яблочным повидлом… Зубы сами рвали нежную выпечку, в то время как сердце тоже рвалось на части.
Его оттерли от помоста, он снова попытался пробиться поближе.
«Разве она похожа на весеннюю девушку? — мелькнула растерянная мысль. — Скорее зима, готовая все вокруг заморозить! И взгляд такой, словно она раздавала бы эти пирожки с большим удовольствием, будь они не с повидлом, а с ядом. Все равно ее взяли на эту работу… Понятно почему. Понятно, чего господин претендент от нее хочет. Она такая красивая, что не имеют значения ни ее мысли, ни выражение глаз, и в этом ее трагедия…»
Его толкали, ругали, пихали локтями, но Стефан едва чувствовал тычки.
Наконец последний короб опустел, Эфра спустилась по лесенке, шурша атласным подолом. Столпившимся мужчинам хотелось посмотреть на нее вблизи, привлечь к себе ее внимание. Пусть она молчала, даже не улыбалась — роившихся вокруг помоста кавалеров это не расхолаживало.
Сбоку вынырнул юноша в плаще с подснежниками, взял ее под руку и потащил прочь с площадки, лавируя среди жаждущих познакомиться, словно те были деревьями или колоннами. Он сорвал с головы девушки венок и бросил в толпу — отвлекающий маневр сработал, началась дележка чуть не до потасовки, а парень с Эфрой свернули в закоулок между двумя магазинами.
Стефан пристроился за ними, на ходу объясняя:
— Я же за тобой приехал, как обещал… Я продал парикмахерскую, чтобы забрать вас оттуда, почему ты не дождалась?.. Я без тебя не могу…
Дверь в торцовой стене. Он сунулся следом, кто-то вытолкнул его обратно, и тут Эфра, неожиданно обернувшись, попросила:
