Наталья Баранова - Игры с судьбой. Книга первая
И внезапное, словно видение, лицо в толпе. Внимательные, темно-зеленые глаза, напряженная, словно натянута струна, невысокая, худощавая и… знакомая. Серый комбинезон облегает тело, как вторая кожа, не стесняя движений. Волосы, собраны в косу, уложены на затылке.
— Фориэ Арима. Вы?
Несколько мгновений — пристальное разглядывание. Да где же узнать? Разве видела хоть однажды она его таким? Разве знала? Но на то он и шут Судьбы, что б менять маски, смеша свою госпожу.
— Извините, мы знакомы?
— Вы, да не узнали! Раньше у вас был более цепкий взгляд. Помните Рэну?
— Вы рэанин?
И скользит внимательный взгляд по лицу, припорошенному пудрой, натыкается на блестящие от бриллиантовых искорок локоны. И не находит ни одной знакомой черточки на лице.
— У вас потрясающая память, мадам! Да, мы встречались в доме у Вероэса. Ваш сын обожал играть с моими воспитанниками. Я — Да-Деган. Помните?
— Раттера?
— Узнали-таки!
Скромная улыбка рождает ямочки на щеках. Славная, милая улыбка. И, она, кажется, это знает. Она улыбается — лукаво и не без интереса, застенчиво и искренне, как девчонка.
— Вы изменились, — заметила тихо, оглядывая его от локонов на макушки до стилетов тонких каблучков. — Я помню другого Да-Дегана.
— И тот вам больше нравился, признайтесь!
Смех в ответ, открытый, жизнерадостный. И отчаянно качая головой, она смотрит на него снизу вверх — невысокая, схожая с озорной синицей.
— Того было легко не заметить, — признание далекое от признания в любви. — Но, — и резкая, словно порыв холодного ветра, смена темы, — как вы попали на Раст-Танхам? Что здесь делаете? Вот уж кого не ожидала тут увидеть…. Ведь перед бунтом, вы, кажется, были на Рэне….
— На Рэне, все верно, мадам….
"Но только не надо деланного удивления, девушка. Вы знали, что я здесь. Знали. Я еще помню, случайно подслушанный разговор, в тот вечер…. Вы шли, не оглядываясь, вместе с Пайше. Говорили, не таясь. А я ловил, брошенные ветру слова. И я их запомнил…".
— Четыре года я провел в форте. И вышел оттуда нищим. Впору было идти с протянутой рукой.
— Ой, не плачьтесь, вы не похожи на нищего.
— Все верно. Ну а Вы, с каким ветром сюда прилетели? Мне помнится, вы были так далеки от того, что именуется торговлей. Что Вас-то привело в Аято?
Улыбка погасла. Поежившись, она отступила на шаг.
— Знаете, Дагги, не хотелось бы мне о грустном…. Как там, на Рэне?
— Не знаю, — признался мужчина. — Едва выйдя из форта, я бежал сюда. Спасибо Гайдуни Элхасу, я служу Оллами.
— Значит, вы не знаете, как там…. Я скучаю по Доэлу. По Донтару. И мечтаю вернуться домой.
— Не найдете корабля? Хотите, я спрошу Хатами, и он поможет вам.
— А вы ничуть не изменились, — тихо произнесла женщина. — Все, как было, по первому слову бросаетесь очертя голову, что бы помочь. Спасибо, не стоит. Я говорила с Хатами, он утверждает, что еще не скоро, очень не скоро пойдет на Рэну хоть один из его кораблей. Для меня у него места нет.
Да-Деган покачал головой.
— Думаю, мне он не откажет. Приходите сегодня вечером, я попробую уговорить его.
— Не поможет. Гай просил, но….
— Ну, попытка не пытка. Придете?
— Приду….
— Вот и славно.
Он улыбнулся, отдавая сутолоке и толчее, позволяя людскому потоку унести ее прочь. Стоял несколько минут, глядя, как удаляется такая ладная, подтянутая ее фигурка.
" Я помогу", — подумалось вдруг, и отпустила тоска. Словно кто-то развязал веревочки воздушного шарика, отпуская из тонкой оболочки и тревогу и боль.
Шагая по коридорам космопорта, выбираясь из их русла на волю, к шумным магистралям и извилистым улочкам Аято, он не чувствовал ни горечи, ни отчаяния.
Минуло.
Словно ветер выдул из легких его отчаяние и тоску, его боль, его раскаяние.
Выбравшись под свод небес, он шел, бесцельно шагал, меряя ногами километры мощеных камнем дорог. Садами, проспектами уходил, удалялся от сосредоточия горестей и зла. Каждый камень встречал его, словно родного.
Странное ощущение, почти позабытое. Где-то здесь, однажды все началось. Где-то….
"Виэнна любила тебя".
Виэнна, — имя сладкое, как глоток страсти.
Вот и узнал он ее имя. А ноги сами несли к берегу реки, укрытому от нескромных взглядов ветвями плакучих ив.
Не хотелось ничего. Лишь смотреть в поток бегущей воды. Смотреть, спрашивая, помнит ли река его былое. Помнит ли золотые глаза и жадные губы? Помнит ли песню их страсти, и его самого?
Прислонившись спиною к сильному стволу дерева, он сидел на прохладной земле, втягивая носом аромат водной прохлады. И катились слезы из глаз. Не затрудняя дыхания, не перехватывая горла тисками. Так не плакалось давно.
И поток слез гасил в его душе пламя, даруя утешение.
"Я отомщу. Прав тэнокки. Лишь в одном он ошибся. Нет. Не за себя. За сотни тысяч всех замученных, за миллионы не видящих солнца. За всех, чью любовь сожгли на кострах и, распяв, бросили в пыль. За все".
Усмехнуться бы, рассмеяться дерзости мыслей, смеяться, теряя разум, вслух. Но смеяться над самым дорогим, дано не каждому. Это лишь над собой смеяться легко. А смеяться над мечтой — святотатство.
Вспомнилось, отодвинув реальность, разорвав клочьями бытие — то ли явь, то ли сон.
Туман плыл волнами с взморья, рвался, цепляясь за свет фонарей. И вместе с туманом плыла она. Легкие движения, грация кошки. Серебро волос — по ветру и тонкий шифон серебряной волной — от плеч, струясь, завиваясь, и не скрывая изгибов тела — до маленьких, почти что детских ножек, обутых в туфельки из лепестков белых роз.
А он шел следом, любуясь и дивясь, и авола лежала в руках, и лилась песня. Завораживающая мелодией и стихами и волшебным, полным сияния голосом.
Улыбалась она, оборачиваясь, смотрела на менестреля, идущего следом. Лиит. Хрустальная дева!
Совершенная, как не бывают совершенны люди. И красота — как луч сияющей звезды! Хоть, что в неправильных чертах лица ее, в легкой походке было того, что, отрезая разум, увлекало и звало? Сияние? Свет? Лучезарность?
А ведь звало. Сжималось сердце, не в силах передать словами всего, что переполняло душу. Такая острая невыплаканная боль. Разрывало ее совершенство душу в клочки. Заставляло метаться и грезить. И искать. И верить в любовь. И не верить смерти.
Как хотелось служить ей, как своей королеве! Но приходилось служить иной госпоже. Надменной, властной, беспощадной, насмешливой, вечно юной, и взбалмошной, как дитя. Той, с которой не могла спорить и сама Хрустальная Дева.
Судьба! Судьба властна над всеми, лишь над ней властен — никто.
