Джон Уиндем - Том 5. Жизель. Ступай к муравью
Первый бурный поток слез Лейлы Мортридж иссяк. Она вытерла платочком глаза, но все еще продолжала время от времени тихонько всхлипывать.
Тоном, выражающим необходимость относиться к делу практически, Джейн сказала:
— Мне кажется совершенно очевидным, что либо между нами существует какая-то телепатическая связь, либо мы просто обе видим один и тот же сон.
Миссис Мортридж снова зашмыгала носом.
— Этого не может быть, — заявила она решительно.
— Да, этого не может быть, но ведь так случилось, и поэтому мы должны найти какое-то объяснение этому явлению. Оно так же невероятно, как и способность видеть сон, как будто это вовсе не сон, а телесериал.
Лейла Мортридж снова приложила платочек к глазам и задумалась.
— Я не представляю, — сказала она несколько чопорно, — как невинная девушка вроде тебя может вообще видеть подобные сны.
Джейн вытаращила глаза.
— Давай лучше не будем, — наконец сказала она, — потому что мне кажется столь же невероятным, что почтенная замужняя дама тоже видит такие сны.
— Этот сон разрушил мой брак, — печально призналась Лейла.
— А я потеряла жениха… Но как можно было про^ должать с ним встречаться после того, как… Ну, да ты сама понимаешь…
— Конечно.
Некоторое время обе молчали. Затем Лейла Мортридж проговорила:
— А теперь ты все портишь…
— Твое замужество, что ли?
— Нет, этот сон.
— Ну знаешь, хватит дурить. Мы обе оказались в одинаковом положении. Думаешь, мне очень приятно, что ты вламываешься в мой сон?
— Нет, это мой сон!
Джейн задумалась.
— Послушай, — сказала она наконец, — если нам обеим снится, что мы — это та девушка, то какая разница? Может быть, это вовсе и не отразится на наших ночных приключениях.
— Да, но сознание, что ты разделяешь их со мной… — прошептала Лейла, готовая вновь разреветься.
— А мне это нравится, что ли? — спросила Джейн холодно.
Прошло еще по крайней мере минут двадцать, прежде чем она избавилась от своей посетительницы. Вот тогда она, наконец, смогла сесть спокойно на диван и хорошенько выплакаться сама.
Сон не прекратился, как опасалась Джейн, и, к счастью, не был ничем омрачен. В этом обе женщины убедились, поговорив утром по телефону. Со временем между ними даже установились дружеские отношения, так как обеим, как школьницам, ужасно хотелось поделиться с кем-нибудь своими переживаниями. Это было так интересно!
Прошло три месяца, когда однажды вечером Лейла позвонила и, задыхаясь от волнения, спросила Джейн:
— Дорогая, ты читала сегодняшнюю «Вечернюю газету»?
— Нет еще, а что?
— Тогда немедленно раскрой ее на четвертой странице и прочитай театральное обозрение. Там; во второй колонке… Но только не вешай трубку — я подожду.
Джейн взяла газету и нашла следующий анонс: «ДВОЙНАЯ РОЛЬ. В театре «Каунтесс» скоро состоится премьера «Идиллии», романтической пьесы, положенной на музыку. В ней мисс Розали Марбанк выступит в двойной роли — как «героиня» и как автор либретто. Это ее первая попытка в жанре, который не является ни музыкальной комедией, ни маленькой оперой, а представляет из себя просто спектакль с музыкой, специально написанной к нему композитором Аланом Клитом. В пьесе рассказывается о любви скромной деревенской кружевницы…»
Джейн дочитала абзац и застыла с газетой в руках. Треск из болтавшейся телефонной трубки вернул ее в действительность. Она подняла ее.
— Ну как, прочитала? — спросила Лейла.
— Да… — медленно ответила Джейн. — А ты с ней случайно не знакома?
— Никогда даже не слыхала ее имени. Но, по-моему, вполне ясно, о чем идет речь, не правда ли?
— Должно быть, — сказала Джейн задумчиво. — Однако следует все выяснить, — добавила она после некоторого молчания. — Я постараюсь выклянчить пару билетов на эту премьеру у нашего театрального критика. Ты сможешь пойти?
— О чем ты спрашиваешь?!
Тем временем сон продолжался. На следующую ночь в деревне была ярмарка и какой-то праздник. Ее прилавок, с выложенными на нем для продажи кружевами, выглядел прелестно. Покупателей, правда, было мало. Когда он подошел, она сидела на траве рядом с ларьком и рассказывала двум очаровательным малышам сказку. Спустя некоторое время они закрыли ларек и пошли на лужайку танцевать. Когда взошла луна, они отделились от толпы и удалились под сень леса, забыв обо всем на свете…
Когда Джейн и Лейла пришли в театр, зал был уже полон. Они отыскали свои места в партере за несколько минут до начала спектакля. Наконец свет погас, и оркестр заиграл увертюру — приятную незатейливую музыку. Однако Джейн так волновалась, что не могла прислушиваться к ней. Она протянула руку Лейле, и та судорожно сжала ее. Обе уже жалели, что пришли, но вместе с тем понимали, что это было необходимо сделать, так как неведение было бы еще хуже.
Переходя от одной легкой мелодии к другой, оркестр наконец замолк, и занавес медленно поплыл вверх. Общий вздох прокатился по залу и затих в задних рядах.
На сцене девушка в белом платьице с цветами и резвящимися амурами по полю лежала на зеленом берегу реки среди цветов и трав. Ее босые ноги были опущены в небольшой ручеек. Кто-то из зрителей, скорее зрительниц, то ли всхлипнул, то ли хихикнул, но на него тотчас же зашикали, и тишина воцарилась снова.
Между тем девушка на сцене блаженно потянулась и улыбнулась, все не поднимая головы, так что прядь шелковистых волос падала ей на щеку. Публика затаила дыхание. Одинокий кларнет в оркестре начал наигрывать чувствительную мелодию. Теперь все глаза в зале были устремлены уже не на девушку, а на противоположную сторону сцены.
Молодой человек в зеленой рубашке и коричневых штанах появился из-за кулис. Он передвигался на цыпочках, держа в руках небольшой букет цветов.
При виде его общий вздох облегчения пронесся по залу. Джейн перестала сжимать с силой руку Лейлы — это был совсем не тот человек. Он приблизился к девушке, лежащей на берегу, нагнулся и положил букетик ей на грудь. Затем сел рядом, облокотившись на колено, чтобы ему было удобнее смотреть на нее…
Именно в этот момент что-то заставило Джейн оторвать взгляд от сцены и повернуть голову, как будто ее притянул невидимый магнит. Сердце ее оборвалось, и она ухватила Лейлу за руку повыше локтя.
— Смотри, смотри скорее туда! — прошептала она, указывая на одну из лож бельэтажа.
Сомнений быть не могло: она знала это лицо, пожалуй, даже лучше, чем свое собственное, — каждый завиток волос, каждая черта, каждая ресница вокруг карих глаз были ей предельно знакомы. Это был Он. Она знала эту улыбку, с которой он сейчас наблюдал за происходящим на сцене, так хорошо, что у нее защемило в груди. Да, она знала об этом человеке все, совершенно все.
