Пол Андерсон - Аватара
— Удивительно, что за столько лет ты не утеряла свой местный patois.
— Да, гаэльский наш основной язык, ты это знаешь, и нам всегда приходилось бороться за то, чтобы сохранить свое лицо среди Островного Кантона, а потом Европы, а потом всего мира. — Кейтлин изменила интонацию. — Когда надо, я могу разговаривать и на эополисском английском. Могу на британском, шотландском… на языке восточных янки и южных… собирателю баллад приходится многому учиться.
— Ты живешь в Эополисе?
— Да, в хижине возле реки на Ленивом Бережку, вместе с дворняжкой, парой трусливых мышей, банкой радужных мотыльков, похотливой старой кошкой и множеством ее котят. Я работаю фельдшером. То есть когда не брожу где-то еще. Но довольно обо мне, не сомневаюсь… я кажусь тебе странной, Сюзанна.
— Ленивый Бережок — это плохой район, — пробормотала связистка.
Кейтлин расхохоталась:
— Это район для полиглотов, дешевый, буйный, забавный, где плохо живется тому, у кого нет друзей. Ну а если запасешься друзьями и будешь держать язык при себе, жаловаться не на что. Ну а останки моей добродетели претерпевали больше угроз в больничных палатах Святого Еноха или модных домах на Наковальном Холме, чем у себя на Бережку.
— Но ты путешествуешь по всей планете, так ты сказала?
— Ага.
— И кто же заботится о твоих питомцах, когда тебя нет дома?
— Один такой оборванец, дедуся по имени Мэтт Фрай. Как ему удалось попасть на транспорт, я так и не узнала, как и все остальные. Эту повесть он никому не рассказывает в одном варианте. И притом не обладает какими-нибудь знаниями или умением, способными оправдать его проезд, если не считать того, что он, должно быть, самый очаровательный негодяй, родившийся на свет после сэра Джона Фальстафа. Я по крайней мере смогла сделаться медиком, поскольку папочка мой позаботился, чтобы его дочка хорошо стартовала в жизни.
Но Мэтт ласков и понимает животных, он содержит дом в порядке и следит, чтобы его не ограбили; за это я предоставляю ему кров плюс та выпивка, что осталась после меня, но полными бутылки не бывают. — Кейтлин покачала головой. — Мне бы хотелось давать ему приют целый год, но тогда ни у него, ни у меня не было бы уединения, к тому же мои друзья, мужчины… — Она умолкла. — Опять я, опять смутила тебя. Прости, пожалуйста.
— Нет-нет-нет, — промолвила Сюзанна, краснея. — Ничего. Я просто подумала… ты и Дэниэл — нет, как ты сказала, уединение личности… aliens, меняем тему, так?
— Лучше бы, — трезвым голосом согласилась Кейтлин. — Мой язык слишком болтлив. Ирландская черта, как склонность к пьянству. Дэн постоянно осаждает меня.
— Ну, по-моему, болтовня и пьянка проблемы всего человечества как вида, а не национальные, — торопливо проговорила Сюзанна, оставив личные темы и оттого приобретая уверенность. — Я еще никогда не встречала ирландку, правда, читала кое-что из ваших книг, смотрела пьесы, видеоматериалы… Быть может, в нашем путешествии ты сможешь показать мне твою землю?
— Ей-богу, мне бы хотелось это сделать.
— А потом я возьму тебя в Прованс. И дальше, если у нас будет время. Но сперва мы поедем в Ирландию, потому что тебя там ждут родители.
— Великолепно! Что ты предпочитаешь: современный город — говорят, что Дублин стал сейчас восхитителен, — или исторические монументы и уединенные чарующие сельские края? Возможно, нам потребуется выбирать между тем и другим.
— Сельскую местность. Города Земли слишком похожи, а окрестности каждого уникальны.
— У нас часто идет дождь, — предупредила Кейтлин, — моросит, льет, потом наползает туман, и снова льет, даже бывает снег; я уже забыла, какое сейчас будет время года.
— Cela ne fait rien.
Мне бы хотелось увидеть. Наша французская campagne теперь слишком цивилизованна. Агродомены, парки, поселки и между ними несколько уголков, которые сохраняют неприкосновенность для туристов.
Кейтлин скорбно улыбнулась:
— Тогда поспешим в Ирландию, потому что, насколько я слыхала, мой край быстро следует тем же путем. Рада я, что застала свою страну еще дикой и что Деметра останется такой, пока я живу. — Она пропела одну-две строчки.
— Что это? — спросила Сюзанна.
— Говорят, старая колыбельная. Я сочинила ее на свои собственные слова не так уж давно, после того как мать написала мне из Лахинча, где она отдыхала.
— Слова? Может, споешь?
— И когда же бард отказывался? — расхохоталась Кейтлин. — Песня эта приятно коротка.
К нам туристы едут, Слышь, туристы близко, К нам туристы едут, Спи же, моя киска. Вот они приедут, То-то будет шума. Заработать денег, Вот ирландца дума.
А потом обе они еще более оживились.
Глава 16
«Чинук» находился примерно в миллионе километров от Т-машины, когда сторожевой корабль «Бор» вошел с ним в лазерный контакт. На сторожевик передали извещение о том, что кораблю разрешен полет к Солнцу. Оставалось совершить пару формальностей, сопровождавшихся отсылкой вперед небольшого автоматического роболоцмана, который сообщит охране на другом конце Ворот о том, что через них проследует космический корабль и необходимо принять обычные меры безопасности. Процедуры были завершены, и «Чинук» направился к первому маяку, которые предстояло использовать на пути к Земле. Это был не самый дальний из всех. Путь корабля пролегал возле семи светящихся шаров и не был похож на траекторию, приводившую к Фебу от солнечной Т-машины, имевшей десять маяков. Многие гадали о причинах подобных отличий. «Инопланетные космоплаватели уже обнаружили некоторые ответы», — подумал Бродерсен.
Он сидел один в командном центре. Все шло к тому, что во время перехода ему придется оставаться простым пассажиром. Кибернетические системы обязаны были самостоятельно справиться со всеми делами. На случай ошибки — скорее просто возможности ее — за компьютером находилась Сью Гранвиль; следуя ее указаниям, Фил Вейзенберг и Мартти Лейно, дежурившие в двигательном зале, немедленно приняли бы меры и приступили бы к делу. Тем не менее он ощущал себя обязанным находиться здесь, так чтобы Пиджин не отвлекала его, хотя ему очень хотелось провести эти часы с ней. Бродерсен никогда не уставал наблюдать. Визуально приближение к Воротам уступало в величии многим видам космоса. Но он думал о смысле того, что сейчас видел заново, и пытался понять, какие существа смогли сотворить такие Ворота, и душа, как всегда, растворялась в глубинах и трепетала.
Каждый переход чем-то отличался от всех остальных: маяки вечно изменяли свою конфигурацию, компенсируя вращение звезд Галактики (и кто знает, какие еще аспекты протействующей Вселенной?). Перемены были слишком заметны, чтобы человеческие чувства могли ощутить их ранее чем за десятилетие и легко компенсировались; в любом случае корабль имел определенный допуск: если он отклонялся от конкретного курса, скажем, на несколько километров, то появлялся в назначенном месте, хотя время и точка прибытия достаточно отличались от расчетных. Словом, учитывая все, космический закон по праву требовал медленно перемещаться по траектории, стараясь свести ошибки к минимуму.
