Кир Булычёв - «Если», 1998 № 04
Но наибольшую известность Грегу Биру принесла трилогия «Туннель миров», «Зов вечности», «Наследие богов»[14].
В романах описывается история будущего человечества на протяжении нескольких тысячелетий. Пересказывать их сюжет в двух словах, вероятно, столь же легко, как и содержание «Песни о Нибелунгах». Там есть все, чтобы заинтересовать читателя, который не боится эпических полотен: параллельные миры, таинственные боги-пришельцы, загадки исчезнувших цивилизаций, руины древних городов, гигантские звездолеты, пространственно-временные туннели и проблемы контакта абсолютно чуждых друг другу культур. По выражению одного критика, «модели будущего Грега Бира — это не только наука, оседлавшая сказку, не только завтрашняя феерия, поверенная беспощадной алгеброй сегодняшнего реализма. Это прежде всего психология, которой занимается интеллектуал, не снимая палец со спускового крючка; пистолет останется у читательского виска, пока не будет перевернута последняя страница». Романы трилогии довольно слабо связаны друг с другом — запомним этот факт.
Рассказы и повести автора связаны примерно в такой же степени. Многие из них объединяет лишь место действия — вселенная Грега Бира, дом, который придумал Бир. Главную героиню «Небесной реки», очаровательную и волевую баронессу Анну Сигрид Нестор, в рассказе «Венда» мы видим уже старухой, а в следующем — «Перихесперон» — приводится история ее смерти. Действие повести «Мандала» происходит на планете Бог-Ведущий-Битву, упоминаемой в числе миров, которые Нестор и ее возлюбленный, японский пилот
Есио Кавасита, посетили во время своего медового месяца. Загадочная раса негуманоидов эйгоров действует и в романе, и в ряде рассказов. А сюжет «Огненного ангела» является ранним эпизодом истории человечества, предшествующим «вечной» трилогии. Грег Бир никогда не акцентирует внимание читателя на общих моментах своих произведений, но именно из этих, на первый взгляд разрозненных, кирпичиков при более внимательном рассмотрении вырастает дом, который построил Бир.
Здесь кажется уместным упомянуть еще одну особенность творчества писателя. Если романы его просто хороши, то каждый рассказ или повесть — маленький шедевр. Интересных романистов, подобно Биру создающих эпохальные истории будущего, немало в современной англо-американской фантастике. Взять хотя бы Ларри Нивена, Орсона Скотта Карда или Дэвида Брина. Но в малой форме Грегу Биру нет равных, будь то описание оригинальных биотехнологий будущего («Мандала»), проблемы контакта цивилизаций («Дробовик») или поэтичная миниатюра в духе Рэя Брэдбери о противостоянии сказочного внутреннего мира ребенка и внешнего мира обывателей-взрослых, где нет места парадоксу, выдумке, сказке и даже Библия отвергнута как слишком сложная и полная непонятных иносказаний книга («Троянская лошадка»). Именно по рассказам видно, что перед нами настоящий мастер, и именно за них писатель получил больше всего наград.
Увы, малая форма нынче не в чести ни у нас, ни на Западе. Вот и приходится писателю для желающих пожевать подольше расписывать сюжет короткой повести «Музыка, звучащая в крови» («Хьюго»-84, «Небьюла»-83) до романа. Более плодотворен, на мой взгляд, путь, когда несколько небольших произведений объединяются в роман. Так, для любителей «неповторимого устойчивого вкуса» Грег Бир превратил две свои повести — «Мандала» и «Крепость камня, плоть меди» — в роман «Крепость камня».
* * *Несколько слов о «ненаучной фантастике» Грега Бира. В этом направлении им пока написано немного. Это дилогия «Концерт бесконечности» и «Змеиный маг», а также несколько рассказов. В дилогии, позднее объединенной в один том «Песни о Земле и Власти», писатель вновь погружает нас во внутренний мир ребенка. На сей раз это современный городской мальчик-подросток, который сталкивается со сказочным миром сидов — обитателей «нижнего мира» кельтских преданий. Стилистически и сюжетно романы перекликаются с произведениями Джона Толкина и Уильяма Кольриджа (с его поэмой «Кублахан», откуда Грег Бир позаимствовал ряд сюжетных линий).
Грег Бир относится к предпоследнему поколению американских фантастов, к «восьмидесятникам». Недаром «Музыка, звучащая в крови» названа критиками «концом детства» 80-х, по аналогии с небезызвестным романом Артура Кларка. На фоне киберпанков и прочих нейро- и некромантов его творчество выглядит вполне «классично», но я бы не стал спешить с выводами. Если мы сравним произведения Грега Бира с близкими ему по тематике Артуром Кларком или Айзеком Азимовым, то увидим «дистанцию огромного размера». В чем же дело?
Параллельно разнообразию модных течений, начало которому положила в 70-х «Новая Волна», продолжала существовать и «твердая» НФ. Она становилась все более умной, все более психологичной и литературной, держась, однако, гернсбеко-кэмпбелловских традиций. И где-то с середины 80-х в англоязычной фантастике мы наблюдаем интересную картину. Все ее направления и течения, на словах продолжая провозглашать свою самостийность, фактически сливаются в единое целое. Сейчас можно констатировать: западная фантастика прошла период возмужания, период манифестов и громких лозунгов. Действительно, все последние попытки открытия неких новых течений с самого начала оказались мертворожденными. Либо ты умеешь писать, либо нет. Вот главный критерий успеха у читателей. Если мы обратимся к творчеству Грега Бира, то с некоторым удивлением отметим, что он содержит элементы многих направлений, не выпадая при этом из рамок жанра НФ. Особенно это касается рассказов.
Читатель то погружается в глубины «внутреннего космоса» героев в лучших традициях «новой волны», то с размаху налетает на рифы киберпанковских «приколов», то вдруг возносится до высот почти евангельской притчи, но в итоге неизменно оказывается убаюканным на широкой груди мэйнстрима.
* * *Если попытаться кратко сформулировать общее впечатление от бировских повестей и рассказов, то даже самые космическо-звездолетные из них оставляют ощущение «готичности». Вы словно оказываетесь у стен средневекового собора, чьи башни и шпили пронзают небеса в окаменелой вспышке пламенной готики. Вы входите в главный портал, и шаги ваши гулко звучат под величественными сводами. Воздух внутри сух и недвижен, пылинки пляшут в столбах света, падающего из стрельчатых окон, а на мозаику мраморного пола ложатся цветные блики витражей. Вы идете вдоль рядов потемневших дубовых скамей, и в это время начинает звучать орган. Нет, это не торжественно-сокрушительная баховская токката ре минор и даже не барочно-извилистый Куперен, это что-то раннее, забытое ныне, — анонимная католическая месса, ясная и печальная. Вы стоите посреди водопада звуков, ваши легкие, а затем и все тело — от макушки до кончиков пальцев ног — начинает вибрировать, пронзаемое этим живым потоком. Вы закрываете глаза и возноситесь за пределы собора, в голубизну неба, стремительно светлеющую, переходящую в черноту, усеянную искрами чужих миров, крупными, обманчиво-маняще-близкими и совсем далекими, различаемыми глазом лишь в тончайшей вуали Небесной реки…
