Рэй Брэдбери - На волне космоса
— Прежде чем я отвечу на ваше предложение, — начал я, — не скажете ли мне, сколько времени я проспал?
— О, это мне нужно было сообщить вам раньше, — последовал ответ. — Ваш сон длился девяносто лет.
— В таком случае, я согласен, — сказал я после минутного размышления. — У меня теперь уже не осталось друзей, от которых нужно таить секреты.
Слово было передано мэру.
— Являясь председателем фонда Престарелых Дегенератов, я хотел бы выразить вам свою благодарность за ваше любезное согласие на это интервью. Дегенерация престарелых — одна из самых тяжких наших болезней. От дегенерации умирает каждый восьмой житель страны. Но мне нельзя монополизировать эфир, а у вас, должно быть, столько вопросов о жизни в нашем обществе. Не стесняйтесь, пожалуйста, задавайте вопросы.
— Почему меня вернули к жизни? — спросил я.
— Я уверен, что Адамс, Линч, Давенпорт, Розенблатт и Джаннини детальнейшим образом проинформируют вас об этом. Решение было принято ими, и у меня нет никакого сомнения, что при сложившихся обстоятельствах оно было единственно правильным. Я не юрист, но смогу вам рассказать о политической подоплеке этого решения. Политика — вот сфера моей деятельности.
— Вы, должно быть, даже не представляете себе, сколько хлопот вы причинили правительству своим удалением из жизни. В течение первых нескольких лет вашему примеру последовали немногие — главным образом политические деятели и антропологи. Но потом совершенно внезапно возникла эпидемия. Люди уходили из жизни просто так, чтобы насолить своим ближним. Должен с сожалением отметить, что многие католики, не имея возможности получить разрешение на развод, выбирали этот способ, чтобы пережить супруга или супругу, а потом, став вдовами или вдовцами, вступить в брак вторично.
В конце столетия в спячку погружались больные богачи, страдающие раком и другими неизлечимыми недугами, в надежде, что в последующие годы будут найдены средства борьбы с их болезнями. Но часто этому противились наследники богатых больных. Наследники тоже стали удаляться из жизни на тот же срок, чтобы не нарушать естественную смену поколений. Сейчас в состоянии сна пребывают миллион больных и полмиллиона их наследников.
Но самая большая неприятность из-за вашего поступка возникла двадцать пять лет тому назад, когда разразился продолжающийся до сих пор большой экономический кризис. В первый же год кризиса количество безработных выросло до десяти миллионов человек. Дела шли отвратительно. Никакой программы общественных работ, никакой помощи безработным не было. Тогда конгресс принял «закон 2025 года об удалении из жизни». По этому закону были получены правительственные ассигнования на удаление из жизни желающих безработных на весь срок кризиса. Безработным пообещали, что вернут их к жизни тогда, когда правительство решит, что рынок труда нуждается в их услугах.
Семь из десяти миллионов безработных приняли это предложение к концу первого года кризиса. За последующий год безработица охватила еще семь миллионов человек, из которых пять миллионов опять были удалены из жизни. Так продолжалось из года в год, и всего федеральным правительством было удалено двадцать пять миллионов человек.
— Когда же вернутся к жизни эти двадцать пять миллионов безработных? — спросил я.
— Постепенно, — объяснил мэр. — Большинство спящих не принадлежит к католической церкви, и их внезапное возвращение сразу же нарушит политический баланс в стране. Кроме того, обслуживание холодильных установок в общественных спальнях для усыпленных двадцати пяти миллионов безработных является важной частью наших общественных работ.
Но возник спорный вопрос: не нарушаете ли вы закон 2048 года о запрещении ухода из жизни, — продолжал мэр. — В конце концов ваши адвокаты решили вернуть вас к жизни, чтобы вы могли обратиться в суд за разрешением продолжать спать дальше. Маловероятно, чтобы суд вам в этом отказал. Но я надеюсь, что вы найдете наше общество столь передовым, что захотите остаться с нами в двадцать первом веке.
— Большое спасибо, мистер мэр, — сказал ведущий. — Передача прошла отлично, нас уже отключили.
Мэр повернулся ко мне.
— Если вы чувствуете себя хорошо, мне хотелось бы пригласить вас домой к обеду. У нас будет четыре-пять человек гостей, жена и дочь Бетти. У бедной девочки разбитое сердце. Она только что объявила о разрыве своей помолвки, и я делаю все, чтобы ее ободрить. Она очень любит этого парня…
— Если она его так сильно любит, то зачем же ей расставаться с ним? — удивился я.
— Над ней смеялись все знакомые из-за того, что ее жених носит зубы, — пояснил мэр. — Конечно, законом это не запрещено, но просто уже никто так не делает.
В этот момент меня вдруг осенило. В самом деле, у сиделки, молодой и хорошенькой девушки, отсутствовали зубы. Не было зубов и у Розенблатта и у самого мэра. Зубы вышли из моды!
— Но у меня же есть зубы, — сказал я.
— Конечно, — отвечал мэр, — и вы носите их с большим достоинством. Но если вам захочется с нами остаться, придется от них отделаться. Это негигиенично.
— А как я смогу пережевывать пищу и как вы ее сами пережевываете?! — воскликнул я.
— Мы едим не зубами, — ответил мэр. — За нас пережевывают пищу специальные челюсти, привинчиваемые к столу. Мы снимаем с них пищу и отправляем ее ложками в рот.
— И бифштексы? — полюбопытствовал я.
— Да, все что угодно, — был ответ. — Не беспокойтесь, для вас найдется сегодня и нож, и вилка, и обычная тарелка — все, к чему вы привыкли. Моя дочь держала их для своего жениха.
* * *— Мне очень жаль, что моя вторая дочь не сможет быть с нами сегодня вечером, — сказал мэр, трогая с места автомобиль. — Моя дочь учится в колледже, она изучает математику и химию — вы бы смогли поговорить с ней на языке науки.
— Что, с ней случилось что-нибудь серьезное? — спросил я.
— Да нет, — ответил мэр. — Пустяковая пластическая операция. Она вернется через день-два.
— С новым носом? — задал я вопрос.
— Нет, с носом у нее все в порядке, — ответил мэр. — Ведь у нее нос Марка Гейбла. Она делает одну из этих новомодных операций. Жена и я против, но ее не переспоришь. Хочет вставить себе новый пищевод. Не нужно, понимаете ли, заботиться больше о фигуре, сидеть на диете. Ешь сколько влезет — лишняя пища уйдет в резиновый пищевод, который можно потом легко заменить другим. Я пытался ее отговорить, но бесполезно.
— Может быть, она и права, — сказал я, вспомнив не без труда, что раньше всегда старался принимать сторону молодежи.
