Ольга Ларионова - Лабиринт для троглодитов
Но золотистые искорки на сей раз не стали складываться в причудливые видения затонувшего подводного града Китежа или как там его, а тихонько заклубились и собрались в шары - не то апельсины, не то минные заграждения. Ничего, пройдем поверху.
Она всплыла и, прислушавшись, попыталась угадать нужное направление. Поплыла на этот почудившийся шорох прибоя, но метров через двести поняла, что ошиблась. Прислушалась еще раз - нет, сегодня слуху доверять было нельзя. Лучше нырнуть и промерить глубину - тут уж не ошибешься.
Глубина оказалась небольшой, метров восемь; дно знакомое, и чей-то старый красный моноласт валяется, на нем уже каракуртица присосалась и прижилась. А нептуновы апельсины собрались в одной стороне, ну прямо стенку построили. Теперь не надо и глубину промерять - и так понятно: берег загораживают. Туда и поплывем.
Варвара ринулась вперед, стараясь зацепить протянутой рукой хоть один золотой комок, но, как и сотни раз до этого, наваждение таяло, так и оставшись неприкасаемым. Не вышло, ваше величество Водяной. Даже не напугал. Ноги коснулись дна, она встала и побрела из воды, отжимая на ходу волосы. Подумаешь, приключение - даже Сусанину не стоит рассказывать. А уж Гюргу и тем более.
Она быстро оделась и пошла прочь, мимо капониров, выросших прямо на пляже всего за каких-то три дня, и на крыше ангароподобного телятника увидела надстроенную башенку с нацеленными на ближайший остров незнакомыми приборами. Берег выглядел холодным и настороженным, его словно подготовили к нападению на неведомого противника, затаившегося в море.
"А я ведь не иду, - вдруг сказала она себе, - я бегу. С чего бы это?"
Она заставила себя перейти на привычный стремительный шаг. Миновала первые дома, со стен которых, словно мыльная пена, сползали вниз ошметки тумана. До трапезной оставалось метров сто, когда раздался привычный серебряный удар гонга, - это значило, что первый посетитель уже переступил порог и жаждет увидеть рядом с собой товарищей по завтраку. Не иначе как Келликер, так мечтавший когда-то стать кухонным поставщиком и внедрить на Степухе средневековое меню... Варвара снова замедлила шаг. Только не прийти первой, до них. Вернее - до НЕГО.
Она огляделась, напрасно ожидая хоть кого-нибудь. Ведь когда не нужно, на каждом шагу кто-нибудь непрошеный заводил традиционное: "А что вы делаете сегодня вечером?.." Но сейчас поселок словно вымер: на космодромной площадке спешно заканчивали погрузку корабля. Хоть сворачивай в переулок...
- Варюша! Как кстати!
Кони. Вот уж, действительно, кстати.
- Доброе утро!
- Господи, Варюша, как вам к лицу, когда вы улыбаетесь! Делайте это почаще.
- По заказу не умею.
- Ну вот, опять стали букой... Впрочем, это ваш стиль, вы ведь всех покоряете именно этой взъерошенностью!
Варвара почувствовала, что краснеет. И что это сегодня нашло на Кони? Девушка вскинула голову и пристально всмотрелась в усталое, словно затуманенное лицо, показавшееся ей в утреннем свете почти некрасивым. "Да она совсем не думает о том, что говорит, - догадалась Варвара. - Что-то ее гложет, и даже сильнее, чем тогда, когда случилась эта беда с Лероем. Голубой отряд? Не похоже. Тогда остается..."
- Варюша, загляните ко мне!
Девушка одним прыжком взлетела на крыльцо, и Кони посторонилась, пропуская ее в дверь. В этом коттедже девушка ни разу не была, и представления о жилище самой очаровательной женщины Пресептории были у нее самые противоречивые. Но то, что она увидела, поразило ее абсолютной непредсказуемостью: вся маленькая прихожая была увешана сетями. Разумеется, это были не подлинные рыбацкие, а декоративные, даже игрушечные сети, и морской запах, идущий от них, был не естественным, а чуточку парфюмерным, но по этим серым ячеистым драпировкам были разбросаны самые настоящие морские звезды, крыльями бабочек распахивались перламутровые створки, цеплялись тупыми рожками разноцветные веточки кораллов, и было еще что-то, не земное, но явно изъятое из моря какой-то планеты, и не сама Кони собрала все эти сокровища - это очевидно, - а кто-то, кто знал ее причуды и лелеял их...
- Я лечу с первым кораблем, - грустно проговорила Кони, - страшно отпускать сосунков одних, но при первой же оказии примчусь сюда снова. Перетащить все это на новую площадку я не успеваю - да и надо ли? А вот одну вещь мне все-таки хочется оставить вам... По-моему, пригодится.
Она отвела в сторону складки драпировки, и под нею засветилось дивной чистоты зеркало.
"Странно, - подумалось Варваре, - а мы, оказывается, одного роста... Впервые вижу Кони без каблуков. И она к тому же улетает - вот уж когда в Пресептории начнется форменная зима!"
Она невольно задержала взгляд на собственном отражении: на фоне сетей, да еще и в полумраке крошечного холла она казалась самой себе какой-то новой, с трудом узнаваемой. Словно стала выше, стройнее. Вскинуть руки - и всплыть куда-то вверх. И глаза огромные, чернущие - в полумраке не видно их колодезной зелени; щеки ввалились, сколько дней уже совсем не до еды, а волосы от здешней воды распушились - ну прямо как у тигры с "черной стороны", зверюги сказочной, чуть не ставшей приемной мамашей для Степки Пидопличко.
- Забирайте, забирайте, - торопливо проговорила Кони, словно боялась передумать. - Вашу лабораторию еще не перевозили на новую площадку, вот и упакуйте вместе с приборами... Хотя оно ведь не бьется. А все остальное...
Она повернулась и быстро вышла. Вышла бесшумно, без такого привычного цоканья высоченных каблучков. Варвара потрогала зеркало - оно неожиданно легко отделилось от стены и словно прилипло к ее ладоням. Было оно ледяным, но почти невесомым. Отнести к себе? Она огляделась - как-то неловко выносить вещь из чужой комнаты. Лучше зайти погодя. И заодно разглядеть получше все эти музейные редкости, развешанные по стенкам. Неужели Кони бросит их здесь?
Она прислонила зеркало обратно к стене и тихо провела пальцем по поверхности диковинной светло-сиреневой раковины; раздался певучий звук, и внутри родилось эхо - раковина запела. Тише... тише... едва слышно... все. Нежный, тоскливый звук - на Земле такого не бывает.
Она опустила руку. Почему такой непреодолимой притягательностью обладают именно звуки? Но снова тронуть эту розовато-лиловую завитушку, рождающую нездешнюю песню, нельзя, это - чужое. Это было только для тех двоих.
Она вышла из домика на улицу, уже совершенно очистившуюся от накипи тумана. Теперь можно было и поторопиться. Последний десяток метров она пролетела, едва касаясь земли, не забывая по своей давнишней привычке комментировать про себя собственные действия: "В трапезную она влетела на бреющем полете..."
