Фредерик Пол - Война торговцев космосом
Я презрительно фыркал, считая это фантазией, но почти завидовал ему, ибо замечал, как мало в моей голове рождается фантазий, с тех пор, как я начал принимать зеленые пилюли. Нет ничего ужаснее просыпаться с чувством, что сегодняшний день будет не лучше вчерашнего.
IIЧто сделать, чтобы изменить ход событий? Я не знал, и поэтому ничего не менялось. Я не пытался, как прежде, искать решения неразрешимых проблем, если они возникали. Но однажды утром, рано проснувшись, я не поехал на работу, а сел в поезд подземки, идущий в противоположную сторону, и оказался там, где так давно не был. Я стоял перед домом, где жила Митци.
Дверное устройство, куда я сунул руку, не отреагировало должным образом — дверь не открылась, но оно также не прищемило мою руку и не держало ее до тех пор, пока не появится постовой полицейский. Через минуту на экранчике двери появилось заспанное лицо Митци.
— Это ты? — удивилась она, а через мгновение добавила. — Проходи, раз уж пришел.
Дверь медленно, словно нехотя, открылась ровно настолько, чтобы я мог в нее протиснуться. Поднимаясь на лифте и вспоминая лицо Митци на экранчике, я невольно думал, что же в ней удивило меня? Растрепанные со сна волосы? Я неожиданно разбудил ее, в этом нет ничего удивительного. Странное незнакомое выражение? Возможно. Это было лицо человека, которого отнюдь не обрадовала встреча со мной.
Я запрятал эту проблему в тот дальний угол своей памяти, где скопилось довольно много нерешенных вопросов и неподтвержденных догадок. Прежде чем впустить меня в квартиру, она поспешила умыться и повязала волосы косынкой. Теперь лицо ее выражало лишь вежливое, но отстраненное любопытство.
— Я не знаю, зачем я зашел к тебе, — начал я. — Возможно, потому, что больше не к кому. — Я совсем не собирался произносить эти слова, но они сами слетели с моих уст. Когда я услышал их, я понял, насколько они верны.
Она смотрела на мои пустые руки и пустые карманы.
— У меня нет для тебя Моки, Тенни.
Я отмахнулся от этого, как от пустяка.
— Я больше не пью Моки. Я начал лечиться.
— Пилюли? — с ужасом воскликнула она. — Вот почему ты так ужасно выглядишь!
— Митци, — сказал я как можно спокойней. — Я не сошел с ума, и я не считаю, что ты что-то мне должна. Но я думал, что ты хотя бы выслушаешь меня. Мне нужна работа. Такая работа, которая позволила бы мне использовать все свои возможности и опыт. То, что я делаю сейчас, похоже на медленную смерть. В одно прекрасное утро я уже не проснусь и не встану с постели, ибо не буду ощущать разницы между смертью и той жизнью, которой я сейчас живу. Я в черном списке, ты это знаешь. Я не утверждаю, что это твоя вина, просто ты теперь единственная моя надежда.
— О, Тенни, — промолвила она и лицо ее на мгновенье дрогнуло, и мне показалось, что она сейчас расплачется. — О, черт! Пойдем лучше на кухню, Тенни. Я накормлю тебя завтраком.
Даже когда мир вокруг тебя сер и скучен, когда обстоятельства против тебя и привычный ритм жизни нарушается, человек по инерции продолжает делать то, что делал всегда.
Я смотрел, как Митци выжимает сок из апельсинов (настоящих свежих апельсинов!), мелет в кофемолке кофейные зерна (настоящий натуральный кофе!), и в это время рассказывал ей о своих планах, как некогда рассказывал Старику доверительно и уверенно.
— Товар, Митци, — говорил я, — это моя стихия. Я разработал план рекламной кампании новых видов товаров. Ты когда-нибудь задумывалась над тем, как, в сущности, неудобно пользоваться вещами, которые быстро изнашиваются, выходят из строя — лезвия бритв, бумажные салфетки, пластмассовые расчески, зубные щетки? Как часто их приходится заменять. А вместе с тем, если производить товары длительного пользования…
Митци хмурилась, и я заметил, что легкие морщинки на переносице стали глубже и резче.
— Не понимаю, что ты задумал, Тенни.
— Долговечный заменитель бумажных салфеток. Я провел некоторые изыскания. Когда-то они назывались носовыми платками. Это был предмет роскоши. Нечто престижное.
— Если они вечные, что тогда делать с заводами и фабриками, которые их изготовляют?
Я покачал головой.
— Они вечны только условно, пока нравятся и пока ими пользуются. А мода зачем? Она может меняться ежегодно, не так ли? Сегодня модны квадратные носовые платки, завтра треугольные. Они могут быть разных рисунков и цвета, с вышивкой, кружевами, мережкой… Статистика говорит, что на такой товар всегда есть постоянный спрос и он намного выше, чем на изделия одноразового пользования.
— Неплохо, Тенни, — согласилась Митци, ставя передо мной чашку кофе.
— Это всего лишь одна из задумок, и не самая грандиозная, — поспешил добавить я и отпил кофе. Он мне понравился. — У меня есть другие планы, куда более интересные и многообещающие. Даже, я сказал бы, великие планы. Вэл Дембойс попытался украсть мою идею «Помоги себе сам», но использовал ее лишь наполовину.
— А ты знаешь все ее возможности? — спросила Митци и посмотрела на часы.
— Разумеется, черт побери! Мне никто не дал возможности развернуть этот план в полную силу. Понимаешь, после того, как создаются группы, каждый член такой группы образует вокруг себя тоже такую же группу. За вербовку каждого нового члена ему выплачиваются комиссионные. Десять новых членов — получай пятьдесят долларов в год за каждого плюс десять процентов комиссионных.
— Это неплохой способ пополнения радов, — сказала Митци и поджала губы.
— И это не только пополнение. Как ты вербуешь новых членов? Например, устраиваешь вечеринку, приглашаешь друзей, угощаешь их, поишь — и объясняешь им все преимущества членства. А затем… — я сделал глубокий вдох, — самое главное: каждый, кто завербует десять новых членов, получает повышение по службе. Он становится почетным членом группы, а это значит — будет получать теперь не пятьдесят долларов за каждого члена, а по семьдесят пять. Завербовав двадцать членов, он становится Советником и уже получает сто долларов… За тридцать новых членов… Главное, мы все время платим ему больше, но половину он все равно отдает нам, лишь бы были в избытке товары.
Я сидел, попивая кофе, и пристально следил за выражением лица Митци. Я ждал, что увижу на нем одобрение и восхищение. Но, кажется, напрасно.
— Тенни, — вздохнув, наконец сказала она. — Ты неисправимый… торгаш.
Это пробило брешь в стене официальности между нами. Я так резко поставил чашку на блюдце, что расплескал недопитый кофе. Когда я заговорил, я опять с удивлением слушал собственные слова, и не мог не согласиться с каждым своим словом.