Грег Бир - Корпус-3
Киму это не по душе.
— Я не очень-то ловкий, — ворчит он.
— Там холодно, — подчеркивает девочка. — Не дышите, пока не окажетесь на той стороне.
— Потрясающе, — говорит Ким.
Девочка отталкивается от края сферы. Мы втягиваем в себя воздух и задерживаем дыхание. Следующим идет Ким — совсем не такой неуклюжий, как ему кажется. Он исчезает во тьме, направляясь к тусклому лучу света на противоположной стороне. Холодный воздух режет глаза. Я вижу, как тень Кима закрывает собой свет, а секунду спустя слышу, как великан с шумом делает вдох.
— Есть! — кричит он.
Моя очередь.
Здесь еще холоднее, чем в Корпусе-1, - настолько, что я превращусь в ледышку за несколько минут, если не секунд. Воздух студеный и плотный. По коже бегут мурашки, перед глазами пляшут синие огоньки.
Вдруг лапищи Кима снова хватают меня и вытаскивают куда надо.
— Отлично, — говорит девочка.
Кожу колют тысячи иголок, на веках тает иней, синие огоньки постепенно растворяются — я думаю о том, не проснулся ли я после кошмара и не попал ли в другой сон, получше. И уже не в первый раз, конечно. Надежда умирает последней. Здесь в воздухе растворены и сладкие ароматы, и вонь.
То, что я вижу или воображаю, что вижу, — чудесно. Перед нами парящий в невесомости город — точнее, деревня из сотен круглых домиков, прозрачных и матовых, разноцветных и белых. Они жмутся друг к другу, словно мыльные пузыри. Повсюду играют и трудятся дети — голые или в синих комбинезонах; они, словно работящие ангелы, сжимают в руках крошечные банки и длинные палки, толкают по теплому воздуху пишу и бутылки с водой. Дети повсюду, и все — девочки.
Прекрасные, одинаковые, счастливые.
— Добро пожаловать, — говорит наша девочка, и что-то в ней меняется. Исчезает напряженная, упрямая поза. По сравнению с другими девочка кажется неопрятной, потрепанной, усталой, постаревшей.
— Я иду к Матери. Когда я коснусь ее, она вспомнит все, что произошло, а затем встретится с вами.
Мы с Кимом хватаемся за трос. Закрывающаяся переборка блокирует потоки холодного воздуха у нас за спиной. Из водоема, в котором заключен генофонд, поднимается труба, увенчанная прекрасной шапкой золотых ветвей с цветками.
Девочки, словно пчелы, снуют вокруг цветков, забирая и унося образцы. Это замечательное зрелище заставляет меня осознать свою ничтожность. Мы у пупка Корабля. Ну, у меня с Кимом пупков нет, зато у девочек они есть — крошечные симпатичные впадинки, а у Корабля — воистину огромный омфал.
Это живая, полная энергии гонада Корпуса-3; ради нее и существует Корабль, ради нее он летит к цели. Именно здесь берет свое начало Кладос, все живое создают и оценивают здесь. Мать захватила генофонд, сделав себя повелительницей самой жизни.
Но я все равно ее не помню.
Вокруг столько информации, столько визуальных символов, которые должны вытащить из нашей памяти скрытые воспоминания и сведения… Так почему мы не помним Мать?
Кто придумал и создал ее?
— Внимание, — предупреждает Ким.
Я смотрю туда, куда указывает его палец лимонного цвета.
— Группа встречающих.
Десять девочек, все в синих комбинезонах, движутся колонной, держась за руки. Из стены отсека вырастает трос, и, цепляясь за него, словно за ограничительную перекладину в кабинке на карусели, они идут к нам с Кимом. Девочки молчат, и мы их, похоже, особо не интересуем — не обращая внимания на наши протесты, они мягко, но настойчиво подталкивают нас в направлении кормы.
— Напомни, как меня зовут? — спрашиваю я у Кима.
— Черт, забыл, — отвечает он. — Ты Учитель. Санджей, кажется.
Воздух становится теплым, тропическим. Нас ведут мимо закругленных выступов в стенах, мимо колонн, которые поддерживают клубки переплетенных золотых труб, гладких и полупрозрачных. Все негромко шипит и свистит. Это похоже на…
Морской прибой.
Океан. Соленый воздух, брызги, чайки, клочки разлагающихся водорослей. Мокрый песок между пальцами босых ног. Изначальный генный резервуар Земли. Я плаваю в лагуне под жарким синим небом… вместе с моей девушкой.
Мне всегда нравился этот звук.
Полагаю, на самом деле я никогда не плавал в океане и не гулял по настоящему пляжу, но звук мне все равно нравится.
Трубы исчезают у нас за спиной, и остается лишь теплое сияние ламп на стенах; когда мы проходим мимо них, они складываются в узор-«горошек», словно на светящейся коже глубоководного существа.
Впереди густые заросли; ветви покрыты листьями, усеяны крошечными светящимися цветками, которые живут своей собственной жизнью. Все эти крошечные сверкающие существа наблюдают за нами с интересом, без боязни.
Это шар-лес.
Нет сомнений, мы входим в охраняемую зону, однако дети и цветущий лес скорее радушные хозяева, нежели стражи. Мы не враги. Нас ждут. Среди ветвей открывается тропа. Только сейчас мы видим, что ветви покрыты миллионами крошечных шипов, на которых виднеются зеленоватые капельки — вероятно, фатальные дозы яда для неосторожных и незваных гостей.
То, что находится внутри этого шара, для кого-то очень важно — хотя бы для нее. С другой стороны, у Матери должна быть охрана, верно?
— Ничего не трогай, — говорю я Киму. — Вокруг нас кобры.
— Что такое «кобра»?
— Змея.
— A-а, длинная, с зубами?
Этот нелепый разговор мы ведем отчасти для того, чтобы скрыть свое смущение, — нам неловко, что мы будто под охраной отряда девочек. Они раздвигают ветви совершенно невозмутимо; похоже, шипы не причиняют им ни боли, ни вреда.
От светящихся цветов исходит восхитительный сладковатый аромат, совсем не ядовитый, более того, он похож на персиковый. Нас влекут в персиковое сияние. Наше сопротивление слабеет. Чары Матери очень сильны.
Заросли темно-зеленых ветвей окружают полость в лесном шаре, и в самом ее центре, на помосте, устеленном подушками, находится длинное, плотное, невероятно привлекательное существо. К гостям оно обращено спиной, однако нет сомнений в том, что это женщина — хотя поначалу человеческого в ней я нахожу мало. Она чем-то похожа на змею, но ни у одной змеи нет такого числа грудей, упорядоченно расположенных на мясистых кольцах туловища. Ее сосут многочисленные девочки — меньше и моложе тех, что мы уже видели.
Надушенная, выделяющая молоко плоть идеально соответствует ее функции. Мать может двигаться ровно столько, сколько ей нужно, а если понадобится пойти дальше, ей помогут девочки — ее выводок, ее дети, которые рождаются постоянно, заменяя тех, кто погибает при выполнении задач. Интересно, грустит ли она по ним? У Матери столько дел…
