Ольга Онойко - Море имен
Папа подумал.
– Она кто, Лушка-то? – спросил он. – Колли? Колли – пастухи, Иньк. Там рядом фермер живет. Лушка будет за его овцами следить и не убежит от них никуда. Инстинкт!
– Овцы? – трепетно спросил Иней. – Там настоящие овцы есть?
Ясень фыркнул.
– Ну не пластмассовые же. И овцы, и коровы, и лошадки. Парного молочка попьешь, поздоровеешь. А то совсем ты бледный у меня, как в шкафу рос. Ты на море был хоть когда-нибудь?
– Не-а, – робко ответил Иней и подумал: «Неужели мы и к морю поедем?!»
Все это было так необыкновенно, так прекрасно. Как в мечтах. Именно так, как должно быть, когда случается чудо и возвращается папа.
– На море тоже повезу тебя, – решительно сказал папа. – Но это уж на следующий год, извиняй. Как-то я не сообразил.
– Ничего, – прошептал Иней. Счастье подступало к горлу, как слезы. Он начинал уже бояться, что счастья станет еще больше, потому что оно не помещалось внутри, и он не знал, что с ним делать.
– А в этом году, – продолжал папа, – научишься на лошади ездить. Сидел когда-нибудь на лошади?
Инею вспомнилось, как однажды к супермаркету рядом с домом две девчонки привели лошадь. Иней возвращался с мамой из поликлиники, увидел лошадь и даже дышать перестал. Она была коричневая (вроде правильно – каряя?) и грустная. Девчонки предлагали прохожим покататься, за деньги. Лошадь притягивала Инея как магнитом, и он решился подергать маму за рукав. «Инечка, у нас денег нет», – устало сказала мама. Иней хотел погладить лошадь, раз уж покататься нельзя, но мама крепче перехватила его руку и увела.
– Не-а, – повторил он и поднял на папу неверящий взгляд.
– Ну, что за дела, – улыбнулся папа как ни в чем не бывало. – Какой ты монгол, без лошади?
У Инея поплыло в глазах. Он не смог ничего ответить. Он уставился на собственные колени, крепко обнял папину сумку и замер, зажмурившись, баюкая свое счастье.
Приехали на вокзал, купили билеты, сели в электричку. В будний день поздно вечером электричка, идущая в дачный край, оказалась совсем пустой. В вагоне их было двое. Стемнело. Лампы в вагоне горели тускло, а когда электричка покинула городскую черту, за окнами воцарилась тьма. От непривычного нервного возбуждения Иней дрожал, как в ознобе, но все же его начало клонить в сон. Он не подавал виду, потому что очень хотелось поговорить с папой. Папа расспрашивал про Алика и Леньку, обещал, что научит Инея косить траву косой, стругать доски и сажать деревья, потом стал рассказывать про восхождения на горы, про охоту и лошадей; Иней слушал, слушал уже не слова, а только папин голос, улыбался сквозь дрему.
– Эх ты, – проговорил вдруг папа тихо и ласково, – да ты спишь у меня, Инька… Ложись давай, ехать долго.
Он пристроил на коленях сумку, снял куртку и потянул Инея к себе. Иней улегся папе на колени, на сумку головой, а папа укрыл его курткой. Стало тепло и так спокойно-спокойно, как никогда в жизни, кажется, не было. Папа положил руку Инею на плечо и откинулся на спинку скамьи. Ровно стучали колеса. Иней уснул почти мгновенно, и снился ему папа – верхом на лошади, посреди табуна, над движущимися, как волны, гривами и спинами – карими, рыжими, вороными…
* * *– Вставай, приехали! – сказал папа.
Иней очнулся и заморгал.
Вроде ничего не поменялось – стучали колеса, за окнами неслась прежняя темень, в пустом вагоне стоял бледный желтый свет. Папа хлопнул Инея по плечу и повторил:
– Просыпайся, просыпайся. Наша станция следующая.
Иней протер глаза кулаками и выпрямился. Папа с усилием развел руки в стороны, потянулся, хрустнув позвонками, и крякнул.
– Ну, как там моя дача… – пробормотал он. – Поглядим.
Он сгреб в охапку сына, рюкзак и сумку и потащил в тамбур, поясняя:
– Полустанок маленький, стоянка – полминуты, а сейчас, ночью, машинист двери откроет, закроет и поедет. Это тебе не автобус. Надо успеть выпрыгнуть.
Так они и выпрыгнули – ловко. Будто на соревнованиях по выпрыгиванию.
Идти к дальнему концу платформы, откуда спускалась лестница, папа не стал – с лихим кличем сиганул с края во тьму, в заросли пижмы, а потом принял Инея на руки. Вместе они пошли по тропинке в лес. Куртку папа оставил Инею, потому что похолодало. Иней шагал твердо, поматывал головой, стряхивая сон, и думал, что тьма-тьмущая кругом, лес, чащоба, а ему совсем не страшно. А почему? Потому что папа рядом. Папа храбрый и сильный, от всего защитит. Вот как от Шишова. Никакие Шишовы теперь не страшны, никто не посмеет на Инея кричать, и фамилия у него останется – его фамилия, настоящая, Обережь. Теперь все будет хорошо.
Тропинка вильнула и раздвоилась, они свернули. Вдали показался одинокий огонек.
– Близко уже, – сказал Ясень. – Это на ферме фонарь горит.
Тропа поднялась на всхолмие и влилась, как ручей в реку, в проселочную дорогу. По обеим сторонам дороги, разделенные островками леса, стояли дачи – темные, пустые.
Иней узнал дома и недоуменно подумал: «Ой, это же наш поселок. Мы к нашей даче приехали. Мы с мамой по другой тропинке ходили, оттуда, где лестница, поэтому я сразу не узнал. Но она же…»
Тут и папа увидел.
– Ах ты ж мать твою за ногу! – зычно разнеслось над спящим поселком. Ясень взрычал, бросил сумки на землю и поскакал к своему участку.
Забор покосился и обвалился, кое-где его не было вовсе – наверное, разобрали на дрова. Участок порос бурьяном в человеческий рост, сорняк задавил не только ягодные кусты, но даже яблони. Ясень кабаном проламывался сквозь него, громко и смешно ругаясь. Он совсем не матерился, поэтому Иней не испугался.
Кажется, ночевать им было негде. Но это Инея тоже не пугало. Папа же здесь. Он бывалый. Он разберется.
Ясень вывалился из зарослей бурьяна, угодил ногой в яму, упал на четвереньки и снова зарычал, озираясь, как тигр. Иней выжидал, недоуменно на него посматривая. Ясень наткнулся на сына взглядом и мрачно сообщил:
– Вот так всегда. Пока главный герой ищет Шамбалу, изучает кун-фу и строит планы по захвату мира, у него сгорает дача. Трагифарс! Катарсис! Сколько труда вложено! Даже печь развалилась. Ты почему мне не сказал, Инька? Ехали мы, ехали, а ты как партизан.
Иней жалобно поднял брови.
– Я думал, мы на другую дачу едем, – неловко сказал он. – Я думал, ты знаешь. Она, дача, давно сгорела…
– У меня же амнезия была, – укорил Ясень, – откуда бы я знал-то? Ладно, – закончил он и поднялся на ноги, отряхивая ладони. – Как оно ни есть, а спать пора… да и не ужинали мы. Я-то что, а тебе ужинать надо.
Есть Инею не хотелось, он боялся, что среди ночи достать ужин будет сложно, но возражать папе не стал.
Папа выбрался на дорогу и задумался, потирая подбородок.
– На дачу мы все равно доедем, но завтра, – странно сказал он. – А сейчас есть альтернатива. Либо отпираем чью-нибудь чужую дачу и ночуем там, либо идем спать в лес, в палатку. Тебе как больше нравится?
