Роман Никитин - Пусть люди вымрут!
Бритт валял дурака сколько мог, расположившись со своими «мучителями» на пути следования Флавия от корабля к месту встречи с Герексом. Выманить Флавия, не возбудив подозрений, было нелегко, но помогла дура-девка, знакомая с секретным шифром Обсерватории. Достаточно было отправить «фальшивую» записку, и арабеска вместе с командиром ринулись спасать «своего». Кстати, огромное спасибо арабской красавице за то, что кончила первого из «бандитов». Одной проблемой меньше. Второго Йон элементарно придушил кляпом, пока Герекс ходил за водой.
Все сработало отлично: легионеры Луанды послушно объявили визитеров из Рима изменниками и шпионами, а группа Флавия из-за этого особенно быстро, ни на день не задерживаясь в порту, покинула город и углубилась в Африку со всей возможной скоростью.
Потом, умело пользуясь колебаниями арабески и подливая где нужно масла в огонь, Йон вызвал нерешительность девчонки, раздираемой двумя противоположными желаниями: выполнить возложенную на нее миссию Обсерватории (именно она, а не Флавий, была благословлена магистратом на это задание в качестве командира группы) — или последовать за решительным, молодым, сильным и красивым мужчиной на край земли. Тогда наступало неустойчивое равновесие — миссия могла как завершиться успехом, так и провалиться.
Именно он, Йон Барт, верный слуга Престола и Обсеравтории, получивший заслуженное прозвище Гюрза, практически на блюдечке доставил этому черномазому задохлику-шаману самого Флавия и любовницу. Подслушав разговор двух молодых красавцев и подглядев как они занимаются любовью (тоже увлекательно), Йон с быстротою той самой гюрзы донес шаману, где следует встречать героев-любовников. Вызвать демонов стоило маленькому колдуну еще чуть ли не треть своего племени, но Йон умело наобещал ему целую тысячу рабов, с которыми тот сможет делать что угодно. Правда, в языке туземцев не было слова «тысяча», поэтому пришлось изобретать чудовищный нумерологический неологизм «десять десятков десятков». Но колдун все понял правильно — очень сообразительный тип.
А теперь, шагая меж четырех рослых охранников, Йон совершенно не понимал, почему за все заслуги перед Престолом с ним обходятся как с не очень уж и уважаемым пленником. Это непонимание длилось ровно до разговора с Вождем. И из этого разговора каждый вынес свои выводы.
Вождь — что Обсерватория, как и предполагалось, вела свою собственную игру, в обход решений Престола и, что хуже всего, с пренебрежением к человеческим жизням и ценностям христианства. Впрочем, после фактической ликвидации Обсерватории это неважно. Зато стало понятно, почему магистрат заинтересовался отсталым африканским племенем, которое якобы повелевает подземными демонами. Бред, конечно, но этот бред оказался жестокой правдой. Остается надеяться, что после той резни, которую орден учинил над чернокожим племенем, не осталось ни одного туземца со следами умения повеливать диавольскими порожениями и создавать полумеханических чудовищ из живых людей.
Йон же сделал вывод, что жить ему осталось не более чем до рассвета — традиционного времени казни в Ордене. За то, что имел несчастье подчиняться опальной Обсерватории. Но специалист по шпионажу ошибался, когда считал, что не уважают. Очень даже уважают. Вождь, в знак признательности заслуг действительно очень умелого шпиона, повелел не рубить ему голову до тех пор, пока он не расскажет об Обсерватории все, что когда-либо слышал. Заплечных дел мастера Ордена были настоящими профессионалами, и Йон рассказал все что знал, и даже кое-что из того, что навсегда забыл.
Однако Вождь все равно был недоволен. Половину из сказанного Йоном он знал и так, еще четверть — подозревал. Оставшееся ничего нового не открыло, хотя дало выход на пару доселе неизученных персон, которые не попали в сито чистки, устроенной четыре месяца назад.
«Хуже всего то зло, что добром прикидывается», − сказал один заезжий мудрец из Ордынской Руси. Вождь был целиком и полностью на стороне мудреца, пусть и язычника. Но вероисповедание не имеет значения, когда иномировое зло вторгается в мир людей. А оно смогло не только проникнуть в наш мир, но и добраться до сердца римской цивилизации — до одного из магистратов Престола. Да, эту заразу необходимо выкорчевывать с корнем.
И еще… Если верно то, что рассказал бритт по кличке Гюрза, то нужно отдать жизнь, но разыскать принцессу аль Саджах. Ее нет ни в числе живых, ни в списке умерших. Значит, она сейчас там, куда обычному человеку хода нет. И она совершенно точно сейчас в бою — не такого склада девка, чтобы обходить опасности. Еще Вождь был уверен, она сражается на его стороне. С кем бы она сейчас ни была и на кого бы не смотрела. Хоть бы и на этого молокососа из Сант-Элии. Да диавол с ним, пусть наслаждается обществом принцессы. На отношение Вождя к принцессе это никак не повлияет.
Однажды глава ордена Воздаяния уже пошел на поводу у Престола, предав свое имя, честь и чувства. Больше такого не повторится.
Разыскать, покаяться и поклясться в вечной службе. Ведь вечной любви арабская красавица уже не поверит.
«Пусть просто поверит в меня. Я стал другим. Я верю».
Часть 2. Ночной расчленитель
Глава 1. Сладкая парочка
Если не считать вечно живой гавани, в которой бурление волн не замолкало круглые сутки, весь город степенно уходил на покой с первыми сумерками. Гасили свет и закрывали двери во всех домах, даже в огороженных огромными изгородями особняках купцов и тщательно охраняемых административных ратушах. Полгода назад такого и привидеться не могло. Но времена сменяют друг друга — и не всегда последующие лучше предыдущих.
О причине, по ночам превращающей веселый портовый город в мертвый полис, знали все, но говорить об этом избегали. Авось накликаешь? Лучше уж так, потихоньку, без лишних говорливостей. Глядишь, и минует нас кара небесная. Да и столичные власти, по слухам, обещали разобраться с напастью буквально вот-вот, да только затягивалось это их «вот-вот». Оттого и радости на лицах горожан поубавилось, а уж доход городской казне и вовсе истощился. Не заходят теперь купцы в Марсель. Редкий чужеземец по незнанию ошвартуется, подивится ночным порядкам, да и поспрашивает о причине сей невеселости вокруг. А тут уж и семи пядей во лбу не надо быть. Яснее ясного, что неладно в городе. Неспокойно, недружелюбно.
Так и отчалит вскорости, не потратив в городе заработанной монеты. И что хуже всего — в других портах сплетен напускает. Это по-трезвости, а уж когда дело до винных разговоров дойдет, чего только «об этом страшном городе» не понавыдумывает.
