Станислав Лем - Возвращение со звезд. Глас Господа. Повести
— Я из Адапта, — сказала она, — я разговаривала сегодня с вами.
— Ах, это были вы?
Я слегка насторожился. Что им от меня опять нужно?
Она присела. Я тоже медленно опустился в кресло.
— Как вы себя чувствуете?
— Великолепно. Сегодня я был у врача. Он меня осмотрел. Все в порядке. Я снял виллу, хочу немного почитать.
— Очень разумно. С этой точки зрения Клавестрa — великолепное место. Там горы, спокойствие…
Она знала, что вилла в Клавестре. Следили они за мной, что ли? Я не шелохнулся, ожидая продолжения.
— Я принесла вам… это от нас.
Она показала небольшой пакет, лежавший на столе.
— Это самая последняя наша новинка, понимаете, — говорила она с несколько искусственным оживлением. — Ложась спать, вы включаете аппарат… и за несколько ночей самым простейшим способом узнаете без всяких усилий массу полезных вещей…
— Ах, вот как! Замечательно, — сказал я. Она улыбнулась, я тоже — вежливый ученик.
— Вы психолог?
— Да, вы угадали.
Она была в нерешительности. Я видел, что она хочет что-то сказать.
— Я слушаю…
— Вы на меня не обидитесь?
— С чего бы мне на вас обижаться?
— Потому что… видите ли… вы одеваетесь несколько…
— Знаю. Но мне нравятся эти брюки. Со временем, пожалуй…
— Ах, дело совсем не в брюках. Свитер…
— Свитер? — удивился я. — Мне его сегодня сделали, это ведь, кажется, последний крик моды, разве нет?
— Да-да. Только вы его напрасно так надули… вы разрешите?
— Прошу вас, — ответил я совсем тихо. Она наклонилась в кресле, вытянутыми пальцами легко ударила меня в грудь и слабо вскрикнула:
— Что у вас там?
— Ничего, кроме меня самого, — ответил я, криво улыбаясь.
Она потерла ушибленные пальцы и встала. Злорадное удовлетворение вдруг покинуло меня, мое спокойствие стало теперь просто холодным.
— Прошу вас, отдохните.
— Но… я очень прошу вас извинить… я…
— Чепуха. И давно вы работаете в Адапте?
— Второй год…
— Вот как — и первый пациент? — я показал на себя пальцем.
Она слегка покраснела.
— Разрешите вас спросить?
Ее веки затрепетали. Может быть, она воображала, что я собираюсь условиться с ней о свидании?
— Конечно…
— Как это делается, что на каждом горизонте города можно видеть небо?
Она оживилась.
— Это очень просто. Телевидение — так это раньше называлось. На потолках расположены экраны — они передают то, что над землей, — вид неба, тучи…
— Но ведь эти горизонты не так уж высоки, — сказал я, — а там стоят даже сорокаэтажные дома…
— Это иллюзия, — улыбнулась она, — только часть домов настоящая, остальные этажи продолжаются на экранах. Понимаете?
— Понимаю как, но не понимаю зачем?
— Ну, чтобы ни на одном этаже жители не чувствовали себя обиженными. Ни в чем…
— Ага, — сказал я. — Да, это остроумно… и вот еще что. Я собираюсь отправиться за книгами. Посоветуйте мне что-нибудь из вашей области. Какие-нибудь… такие… компилятивные, обзорные…
— Вы хотите изучать психологию? — удивилась она.
— Нет, но я хочу знать, что вы сделали за это время…
— Я бы вам посоветовала Майссена… — сказала она.
— Что это такое?
— Школьный учебник.
— Я бы предпочел что-нибудь более серьезное. Справочники, монографии… лучше всего получать из первых рук…
— Это, вероятно, будет слишком… трудно…
Она снисходительно улыбнулась.
— А может быть, и нет. В чем состоит трудность?
— Психология очень математизировалась…
— Я тоже. До того места, на котором оставил вас сто лет назад. Что, требуется больше?
— Но ведь вы же не математик?
— По специальности нет, но я изучал математику. На «Прометее». Там, видите ли, было очень много свободного времени.
Удивленная, сбитая с толку, она уже ничего больше не говорила. Выписала мне на карточку ряд названий. Когда она вышла, я вернулся к столу и тяжело сел. Даже она, сотрудница Адапта… Математика? Откуда? Дикарь, неандерталец! «Ненавижу их, — подумал я, — ненавижу, ненавижу». Я даже не сознавал, о ком думаю. Обо всех сразу. Да, обо всех. Меня обманули. Отправили меня, сами не зная, что творят, рассчитывали, что я не вернусь, как Вентури, Ардер, Томас, но я вернулся, чтобы они меня боялись, вернулся, чтобы быть угрызением совести, которому никто не рад. «Я не Нужен», — подумал я. Если б я мог плакать. Ардер умел. Он говорил, что не нужно стыдиться слез. Я, наверное, солгал в кабинете доктора. Я не сказал об этом никому, никогда, но я не был уверен, что сделал бы это для кого-нибудь. Для Олафа потом. Но я не был в этом абсолютно уверен. Ардер! Как мы верили им и все время чувствовали за собой Землю, верящую в нас, думающую о нас, живую. Никто не говорил об этом, зачем? Разве говорят о том, что очевидно?
Я встал. Я не мог сидеть. Я ходил из угла в угол.
Довольно. Я открыл дверь ванной, но ведь там не было даже воды, чтобы плеснуть на лицо. И что это за мысли в конце концов! Чистейшая истерия!
Я вернулся в номер и начал упаковывать вещи.
Глава 3
Все послеобеденное время я провел в книжном магазине. Книг не было. Их не печатали уже без малого полсотни лет. А я так истосковался по ним после микрофильмов, составлявших библиотеку на «Прометее»! Увы! Уже нельзя было рыскать по полкам, взвешивать в руке тома, ощущать их многообещающую тяжесть. Книжный магазин напоминал скорее лабораторию электроники. Книги — кристаллики с запечатленной в них информацией. Читали их с помощью оптона. Оптон напоминал настоящую книгу только с одной-единственной страницей между обложками. От каждого прикосновения на ней появлялась следующая страница текста. Но оптоны употреблялись редко, как сообщил мне продавец-робот. Люди предпочитали лектоны — те читали вслух, их можно было отрегулировать на любой тембр голоса, произвольный темп и модуляцию. Только научные труды очень узкой специализации еще печатали на пластике, имитирующем бумагу. Так что все мои покупки, хотя их было чуть ли не триста названий, уместились в одном кармане. Горсточка кристаллических зерен — так это выглядело.
Я выбрал много работ по социологии, истории, немного статистики, демографии и то, что девушка из Адапта посоветовала по психологии. Несколько солидных математических работ, солидных, конечно, по существу, а не по размеру. Робот, обслуживавший меня, заменял энциклопедию благодаря тому, что имел, по его словам, непосредственное подключение к оригиналам всех существующих на Земле книг. В основном в книжной лавке книги находились лишь в одном экземпляре, и по желанию покупателя содержание требуемого произведения переносилось на кристаллик.
