Марина Дяченко - Vita Nostra
— Наверное, девчонки все в него повлюблялись?
— Есть немного, — Сашка краснела, внутренне оставаясь совсем спокойной. Просто в этот момент надо покраснеть, подсказала ей интуиция.
Хорошей темой для рассказа служили историчка и преподавательница философии. Сашка хвастала, какая домовитая девочка живет с ней в одной комнате, как они здорово заклеили окна, и теперь в комнате совсем не холодно. Отопление? Бывали перебои, но ненадолго. Выпивка?! Что ты, мама, там такой строгий сухой закон в общаге, комендантша ходит и следит…
— А как все-таки с переводом? — однажды вмешался Валентин.
— С каким переводом?
— Ты ведь хотела из Торпы этой перевестись. Помнишь?
— Да, — Сашка на секунду растерялась. — Честно говоря… Там хороший институт, преподаватели классные, ребята… Может, не надо переводиться?
Мама и Валентин переглянулись.
— Ну представь, Саня, — мягко сказала мама. — Придешь ты устраиваться на работу. Тебя тут же спросят: что за институт вы заканчивали? И выяснится, что у тебя диплом никому неведомого провинциального ВУЗа из мелкого городишки, о котором никто слыхом не слыхивал…
— Я подумаю, — сказала Сашка поспешно. — Но если переводиться — не после первого же семестра, верно?
— Но почву готовить надо, — наставительно сказал Валентин.
И Сашка кивнула, чтобы поскорее закончить этот разговор.
* * *Через несколько дней она поняла, что скучает.
Это было невозможно, но это было так. Сашка скучала по общаге, по однокурсникам. Занятия по специальности, параграфы и упражнения, привычные усилия и крохотные достижения, обыкновенная черновая работа всякого, кто желает учиться, — все это, как оказалось, составляло смысл Сашкиной жизни. А здесь, дома, в тепле и удобстве, смысла не было. Проснешься ты в десять утра или в двенадцать, будешь ли смотреть телевизор, пойдешь ли прогуляться в парк, или в театр, или на концерт — не имеет значения; смысла-то нет, день прожит зря, и еще один день, и неделя. Сашка кисла, глядела в потолок, медленно и верно сползая в настоящую депрессию.
— Сань, ну что ты сидишь взаперти? Пойди погуляй. Позвони кому-нибудь. Что там твои одноклассники? Кто куда поступил? Неужели тебе не интересно?!
За неделю до окончания каникул Сашка отправилась в парк. В тот самый, много раз измерянный шагами, поросший знакомыми кустиками; этой зимой парк преобразился: там устроили каток, увешали деревья фонариками и гирляндами, а в пустовавшем много лет сарайчике открыли прокат коньков.
Сашка не каталась с седьмого класса. Встала на лед, двинулась вперед, расставив руки, готовясь быть неуклюжей и медленной. Ничего подобного: уже через секунду она чувствовала лезвия тупых прокатных коньков, как продолжение собственного тела, а неровный, покрытый выбоинами лед казался удобным и привычным.
Она сделала круг. Перестала думать, просто двигалась. Летела, воображая поверхность льда заснеженной землей далеко внизу. Мерцали фонарики в голых ветвях, цветными искрами переливался снег. Сашка катила, ничего вокруг не замечая, немножко удивляясь, но больше радуясь; прошло часа два, прежде чем она устала и огляделась в поисках скамейки.
Они сидели у самого льда. Довольно большая компания: четверо парней и столько же девчонок, а в центре восседал Иван Конев, студент юрфака, обладатель кудрявой мягкой бороды.
— Привет, Конь.
— Привет, Саня. Классно катаешься… Пацаны, подвиньтесь там!
И Сашка села рядом с ними.
* * *Все они были студентами самых престижных факультетов, кроме, разве что, одной девочки-школьницы, чьей-то сестры. Но и ей, разумеется, светило в будущем что-то экономически-международное с юридическим уклоном. Сашку расспрашивали с сочувствием: что там, в городе Торпа? Соленые огурцы есть в магазинах? А клопы в общаге водятся?
— Только тараканы, — успокоила Сашка.
— Вань! Там так круто! Может, ты в Торпу переведешься?
Девочка, задававшая вопрос, была маменькина дочка в нежно-розовой дорогущей дубленке. Она никак не могла понять, зачем они тратят вечер на дурацком катке, когда нормальные люди давно сидят по приличным клубам. Сашка ее ужасно раздражала: кажется, девочка имела виды на Ваню Конева. У нее то и дело звонил мобильный телефон — будто напоказ.
— Может, и переведусь, — сказал Конев. — А что?
Сашка переобулась и сдала коньки в прокат.
— Ты выросла, — сказал Иван, оглядывая ее с головы до ног. — Мне не показалось.
Вместе они завалились в какое-то кафе, пили пиво, и Сашка себя чувствовала на удивление комфортно. Два или три раза ей удалось пошутить так, что хохотали все, даже девочка с мобильным телефоном. Было уже около полуночи, когда компания рассосалась, разъехалась на такси, и только Ваня Конев пошел провожать Сашку.
— Слушай, Самохина, ты так изменилась…
— Как? Мне самой интересно, честное слово.
— Да вот, — Иван развел руками. — Я на тебя смотрю, и мне кажется, что я никогда с тобой не был знаком. А мы с первого класса…
— Да, — сказала Сашка. — Но, говорят, это бывает. Люди взрослеют, знаешь ли.
— Может, мне в самом деле перевестись в Торпу?
Сашка сдержалась.
— У тебя изменилось лицо, — продолжал Конев. — Глаза… странные. Зрачки… слушай, ты наркотиками не балуешься?
— Нет, — сказала Сашка удивленно.
— А как будет называться твоя профессия?
— Это решится на третьем курсе, — сказала Сашка, помолчав. — Переводной экзамен… специализация.
— Ага, — сказал Конев, и было совершенно очевидно, что он ничего не понял. — А вот… когда ты смотришь в одну точку — что ты там видишь?
— Я?
— Ну вот только что. Я уже думал, ты про меня забыла…
— Я?!
— Слушай, ты там, у себя в Торпе, встречаешься с кем-то?
Сашка замедлила шаг.
— Нет. Был один парень, но… короче, теперь уже нет.
— Ага, — снова сказал Конев. — Ну, если серьезно, ты ведь переведешься? В нормальный институт, и поближе к дому?
— Серьезно? Нет.
Они остановились в полутемном дворе Сашкиного дома. Светились окна, тускло горел единственный фонарь, по дорожке от подземного перехода шел человек в меховой шапке, с портфелем под мышкой. Припозднился с работы, что ли?
— Я через неделю уезжаю, — сказала Сашка шепотом.
— Жалко. Хоть адрес оставь.
— Город Торпа, улица Сакко и Ванцетти, двенадцать-а, комната двадцать один. Самохиной Александре. Пиши, если…
Из темноты за спиной прохожего вынырнули трое. Человек с портфелем не успел даже обернуться; его ударили по голове, и он упал. Покатилась шапка, ее тут же подхватили.