Владимир Щербаков - Красные кони (сборник)
Ваша экспедиция была успешна, с моей точки зрения, именно потому, что положила начало контактам. Тот человек, охранявший ос, должен был появиться. Сами осы были беспомощны, без него вы могли бы нечаянно уничтожить их, не желая того. Но и человек, появившийся там незадолго до этого, был сначала не только беспомощен, но и само его рождение могло состояться лишь при участии ос, многие тысячелетия, поколение за поколением ждавших того дня, когда придет время действовать. Итак, контакты начались, помните об этом. Мне кажется, пришло время сказать об этом открыто».
Это письмо не удивило Гарина. Ларионов, по его представлениям, был кабинетным ученым, к тому же молодым и, наверное, увлекающимся ученым. Он попытался представить его себе, и у него сложился довольно стереотипный образ рассеянного молодого человека в очках. Тем не менее он сообщил содержание письма Колосову (Кавардин и Сварогин были в длительной командировке) и послал Ларионову еще одно письмо, разъясняющее всю ошибочность его, Ларионова, представлений.
Гарин многое забыл из того, что было так давно, но ясно помнил факты, относящиеся к осам, и считал, что если осы занимались бы чем-то еще, кроме постройки гнезд и выкармливания личинок, то это не ускользнуло бы от его коллег. Колосов был согласен с Гариным. Что из того, что осы наделены до некоторой степени разумом? Портрет на осиной бумаге? Действительно; любопытно… Находка для архива или космического музея (кажется, именно там он и пребывал в настоящее время). Человек на планете? Странный факт, действительно. Но никто еще не дал разумного объяснения этому феномену. (Наверное, явление, сходное с миражом.) Сходство осиного портрета и оригинала? Если осы разумны, то и они наблюдали мираж. Пытались запечатлеть.
Цепочка отрицаний была незыблема. Во всяком случае, Гарин старался вызвать в молодом ученом сомнения относительно его экстравагантных построений, изложенных достаточно безапелляционно. Что такое тот говорит?.. Что разум в человеке, воссозданном осами, просыпается постепенно? Развертывается по какой-то программе? Но почему все-таки не начать с диалога?
Гарин получил ответ быстрее, чем ожидал Реакция Ларионова была молниеносной. Он объяснился лишь по вопросу о диалоге, который должен был состояться с тем человеком на планете. По его мнению, такой диалог нельзя начинать сразу, не узнав, с кем имеешь дело. Разве Гарину не известно это простое правило, или он считает тех, кто когда-то создал цивилизацию в инопланетной пустыне, а потом нашел способ перешагнуть вечность, не столь же дальновидными? Это была уже полемика. И полемика не по правилам, подумал Гарин, прочитав письмо. «Приезжайте, убедитесь сами» — так звучало приглашение Ларионова к продолжению обмена мнениями.
«А почему бы нет, — подумал Гарин, — почему бы не встретиться и не поговорить об осах? О дальнейшей судьбе сокровищ планеты, наконец?»
Приглашение было принято. Через три дня Гарин и Колосов вылетели из Москвы, а еще через несколько минут были в Киеве. На тихой улице, среди старых тополей, они нашли дом, где жил их оппонент и наверняка работал долгими летними вечерами.
Летнее желто-голубое небо уже тускнело, и сквозь него проступала синева. Над крышей старинного дома носились стрижи, и свист их наполнял воздух едва слышной пульсацией, точно сквозь него проскакивали невидимые искры или электрические разряды.
Они прошли в дом по пустынному дворику. На дверях квартиры Ларионова была приколота записка, сообщавшая, что хозяин будет через полчаса. Быть может, он их не ждал сегодня. Но дверь оказалась незапертой. Они прошли внутрь и устроились в удобных креслах. Среди разбросанных на столе рукописей выделялись несколько красочных рисунков и цветных фотографий. Пески, дюны, багровые небеса, осы. Человек. Гарин узнал его сразу и неуклюже потянул к себе, так что стопка листков, лежавших сверху, рассыпалась. На фоне безжизненных, залитых горячим светом дюн шагал тот самый человек… «Посмотри», — прошептал Гарин, протягивая акварель Колосову. Что-то в этом рисунке смутило и удивило его.
На соседнем столике у окна он заметил краски, кисти, незаконченную работу Ларионова. И еще портрет, казалось, тот же самый, какой когда-то подарили им осы. И лицо человека на ларионовской акварели было выполнено точно так же, как и на осином портрете, — и оттого акварель так живо вызвала в памяти дни на планете песков.
В прихожей раздались размеренные, неторопливые шаги. Гарин смотрел на Колосова и успел поймать краем глаза подпись под акварелью, но смысл ее еще не дошел до его сознания.
На пороге кабинета появился хозяин.
— «Автопортрет», — машинально прочитал Колосов подпись под акварелью и медленно поднял голову.
— Я вас ждал, — сказал Ларионов.
Крылатое утро
Встреча
Выплывая из пространства, не знающего измерений, Корабль сиял, точно комета. Бег новоявленного светила по своду небесному казался тогда не таким уж стремительным, хотя ни одна звезда не мчалась по столь головокружительной орбите.
С роем астероидов проплывал он мимо планет, приближался к ним и удалялся, купаясь в утренних зорях бесчисленных Солнц, которые перевоплощались затем в белые пылинки. «сметные хвосты служили ему маяками при стремительных прыжках на планеты. Потом Корабль исчезал, ныряя подобно дельфину, и, уже невидимый, мгновенно переносился в новые края. И тогда он был похож на пчелу, возникавшую вдруг из венчика звездного цветка. После каждого витка в его просторных вместилищах оставались частички другой жизни, собираемые столь бережно, что это, бесспорно, еще больше роднило его с пчелой, охотящейся за нектаром. Так составлялась коллекция космического музея Корабля: его экспонаты предназначались для планетной системы двойной звезды в соседнем с нами секторе Галактики.
В круглом зале на стереоэкране можно было увидеть все богатства, собранные за долгие годы. Оценить их по достоинству могли только посвященные. Один шанс из миллиона за то, что будущим разведчикам звездного океана удастся хотя бы сфотографировать космического дракона, чешуйчатые крылья которого ловят лучи, как паруса — ветер. Но в святая святых Корабля — в его хранилище, — прикрыв горячие огни глаз тяжелыми бронзовыми веками, спокойно дремала эта живая космическая редкость, которую не спутаешь ни с кем и ни с чем другим даже на обычном цветном фото. И бабочка Кэрмнис, что подолгу греется у зеленых звезд, прежде чем вылететь в просторы вечной ночи, тоже ожидала здесь конца путешествия.
Они были подлинными двойниками эфемерных существ, встреча с которыми столь редка. Ни одну жизнь нельзя оборвать, любой уголок вселенной был заповедным, и каждый член экипажа, надевая скафандр охотника или исследователя, запасался терпением. И охота эта совсем особая, непохожая на древний промысел, скорее в ней есть что-то от спорта: невидимый луч анализатора переписывает в электронную память форму и цвет, поштучно нащупывая молекулы. Электронный портрет — посредник между оригиналом и копией-двойником. Его потом уничтожают, освобождая ячейки памяти для нового экспоната.
