Андрей Лях - В направлении Окна
Бросив гео-стимфальские фронты на Ромодановского, державный основатель пожаловал на головном фрегате со всеми присными — Волхонским, Брусницыным, Маккензи и прочими, чтобы лично руководить самой грандиозной десантной операцией в своей жизни. Через два дня к Тихане, отрезанной от ее армий, подошли шесть флотов, и Кромвель приказал открыть палубные створы. После недельного штурма Тихана-Главная была занята полностью, и десантники ворвались в помещение Телецентра.
Когда Кромвелю сообщили, что на связи Сталбридж, это прозвучало, как дурная шутка. Окруженный запаренными брусницынскими чертоломами. Серебряный Джон прошел по развороченным залам и остановился у экранов, глядя на лицо Звонаря. Оба молчали, потому что не знали, что говорить.
— Ну вот, мы здесь, — произнес, наконец, Кромвель. — Теперь только время. Как вы там?
— Да спасибо, ничего, — ответил Звонарь.
Через месяц после этого разговора Маккензи, прорвав тиханские боевые порядки и заслоны, привел на Валентину первый караван — в него входил флагман Сэйлор-Госпиталя полуторатысячник «Гуппи», чьи палаты и операционные были оснащены по последнему слову медицинской науки. Валентинские раненые начали прибывать в Стимфал.
Интересно, это так только кажется, или вечера здесь действительно с каким-то зеленым оттенком? Так, это что такое? Компьютер включил радио.
— Датсун ДС-44811-М?
— Да, — отозвался Холл.
— Добрый вечер. С вами говорит главная линейная диспетчерская автоинспекции города Варны. Вы предпочитаете английский?
— Да, если можно.
— Мы рады приветствовать вас в нашей курортной зоне. Просим ответить на несколько вопросов. Конечный пункт вашего путешествия находится в городе, в каком-либо из пригородов, или вы проследуете транзитом?
— Мне нужно попасть в аэропорт.
— В какой именно?
— Снежаны Благойчевой.
— Вы намерены сделать остановки на маршруте?
— Нет.
— Благодарю вас. Ваша машина переводится в автоматический режим следования, время движения — один час семь минут, просим не корректировать маршрут самостоятельно — это осложнит работу наших дорожных служб. В случае любых изменений пожалуйста свяжитесь с нами по своему индексу. По этому же индексу вы можете забронировать билет в кассах аэропорта или номер в гостинице.
— Хорошо. Скажите, нельзя устроить мой маршрут так, чтобы я увидел порт, морской порт?
— К сожалению, это невозможно. Все коммуникации курортной зоны, кроме экскурсионных, проходят по подземным тоннелям. Вы сможете попасть в порт непосредственно из города. Что вас еще интересует?
— Спасибо, все.
— Благодарю вас.
Приятный женский голос, пусть и принадлежит автомату. Как же он все-таки забыл про сигареты, вот ведь мука. А с портом не было связано никаких воспоминаний, просто он любил портовую атмосферу, необъяснимый кочевой уют, огни на воде... Огни. Когда Холла привезли в Герат, майор Абрахамс — улыбка шириной с радиатор у «понтиака» — посадил его посреди комнаты и говорил: «Это теперь ваш кабинет, профессор, вот письменный стол, вот на этих карточках можете делать свои заметки...»
Древние салатовые перфокарты, с одного края пробитые мелкими четырехугольными отверстиями. Холл нехотя взял одну, посмотрел на свет и по непонятной ассоциации вспомнил Прагу, огромный дом, где жила Анна, ночную темень и такую же случайную россыпь освещенных окон, вписанных в невидимую решетку вертикалей и горизонталей.
Почти двадцать лет. Если бы сейчас вернуться в тот мир Войти в ту же реку. Все равно, ностальгия — не по месту, а по времени. Вот они, их подземелья. Широта и простор, светильники вереницей летят над головой, и такая же цепочка отражений непрерывно бежит по капоту. Когда-то вот так же он гонял по Стимфалу.
Стимфала семьдесят седьмого, послевоенного года Холлу увидеть не удалось. Привезенный с Валентины, он сражался с призраками — в многомерном пространстве бреда то дрался с ними, то обманывал ложным смирением, а когда становилось совсем невмоготу, звал на помощь Кантора. Тот приходил, садился рядом, и мучители исчезали, но звать его слишком часто было нельзя, и Холл, стиснув зубы, терпел до последнего, и в злобе его недуга бессильно сгорала вся химия, которой его обильно потчевали.
Через полгода Холл впервые пришел в себя и обнаружил, что лежит на боку в центре большого ящика, у которого две стены прозрачные, а две — нет. Непрозрачные стены, как и пол, были собраны из мягких глянцевых шестигранников, похожих на соты с медом, и в каждой ячейке отражался он собственной персоной — с двумя руками, двумя глазами и прочими чудесами. Прозрачные стены были устроены по-разному: в одной смонтирован сложного вида шлюз, способный, по-видимому, вдвигаться внутрь ящика, во второй просто просверлены ряды широких дырок, и дальше за этой стеной стоял стол, а у стола сидела темнокожая девушка в голубом бумажном комбинезоне и читала книгу при свете лампы.
— Эй, — позвал Холл.
Она подняла глаза и посмотрела на него в изумлении.
— Где мы? — спросил он.
— В Четвертой экспериментальной клинике Военно-медицинской академии, — радостно ответила девушка.
— Какой это город?
— Стимфал.
Мысли у него в голове с трудом проталкивались сквозь вязкие, ничем не населенные пласты.
— Я что — в отпуске?
— Не знаю... Постарайтесь уснуть.
Холл не спросил, кончилась ли война. Он не представлял себе, что война может кончиться.
К этому же времени относится такое знаменательное событие, как упоминание Холла в переписке глав союзных держав. Звонарь так писал Кромвелю: «...я прожил три с лишним года рядом с этими термитами, и могу тебе точно сказать, что если мы и нанесли им какой-то моральный ущерб, то лишь благодаря таким людям, как Холл. Всякую твою летающую электронику они воспринимали с легкой душой, но боялись они Холла и таких, как Холл...», и дальше: «...если полное излечение невозможно, мы готовы перевезти его на Валентину и взять на себя все расходы по содержанию. Я знаю, что у тебя есть причины его недолюбливать, так что имей в виду — в случае чего я не поверю никаким доказательствам о естественном летальном исходе и обещаю все неприятности, на которые способны телевидение и пресса».
Но вопреки опасениям, Холла лечили со всем тщанием, и можно было подумать, что он попал в когорту тех людей, покалеченных на войне, к которым, как говорили, Кромвель питал необъяснимую слабость. В ответном письме Звонарю Дж. Дж. с долей язвительности напоминал, что полковник Холл является служащим гео-стимфальских вооруженных сил и, согласно контракту, должен восстанавливать здоровье за счет Министерства обороны Стимфала, а не на пожертвования доброхотов сопредельных государств.
