Фрэнг Герберт - Создатели небес
— Если смогу, достопочтенный Режиссер.
— Уж постарайся, — сказал Фраффин. — Это в твоих интересах.
18
Турлоу проснулся от первого же щелчка будильника, поспешно выключил его, чтобы не зазвонил. Доктор сел в кровати, борясь с огромным нежеланием начинать новый день. В больнице будет просто ад, он знал это. Вейли устроил настоящую травлю и не прекратит до тех пор, пока… Турлоу глубоко вздохнул. Когда станет совсем плохо, придется уехать.
Весь город подталкивал к этому решению — оскорбительные письма, злобные телефонные звонки… Он стал парией.
Профессионалы представляли собой странный контраст всеобщей истерии — среди них Паре и старый судья Виктор Веннинг Гримм. То, что они делали в суде, и то, что они делали вне его, казалось, происходило в отдельных, тщательно изолированных отсеках.
— Это пройдет, — сказал Гримм. — Надо только подождать.
И Паре:
— Ну что ж, Энди, все мы что-то выигрываем, а что-то проигрываем.
Турлоу спрашивал себя, чувствовали ли они что-нибудь по поводу смерти Мэрфи. Паре пригласили на казнь, и в судебных кулуарах говорили, что он раздумывал, стоит ли идти туда. Однако здравый смысл все же возобладал. Его советники предостерегали от появления там.
«Зачем я пошел туда? — спрашивал себя Турлоу. — Неужели хотел извлечь из происходящего всю боль до последней капли?»
Но он знал, зачем пошел туда, смиренно приняв приглашение приговоренного прийти «посмотреть, как я умру». Это был соблазн его личной галлюцинации: а наблюдатели тоже будут там на своих летающих тарелках?
Они — или их иллюзия — присутствовали на казни.
Существуют ли они на самом деле? Существуют ли они на самом Деле? Вопрос лихорадочно бился в мозгу, тут же сменяясь всегдашним: Рут, где ты? Турлоу был убежден, что стоит ей вернуться с каким-либо разумным объяснением отсутствия, как галлюцинации пройдут.
Мысли вернулись назад, к казни. Пройдет гораздо больше, чем один долгий уик-энд, прежде чем эта картина изгладится из памяти. Его терзали воспоминания о звуках — лязг металла, шарканье ног, — когда конвоиры вошли в камеру смертников вместе с Мэрфи.
Но все заслонило воспоминание об остекленевшем взгляде приговоренного к смерти. Мэрфи заметно похудел, тюремная роба свободно болталась на нем. Он прихрамывал, подволакивая ногу. Перед ним шел священник в черной рясе и пел псалмы гнусавым голосом, больше похожим на жалобный вой.
В воспоминаниях Турлоу видел, как они проходят, чувствовал, как внезапно застыли в судорожном безмолвии зрители. Потом все глаза обратились на палача. Он был похож на клерка из магазина галантереи, высокий, с добрым лицом, умелый — стоящий рядом с обитой резиной дверью в маленькую зеленую комнату с глазками-иллюминаторами.
Палач взял Мэрфи за руку, помог перейти через порог шлюза. Один из конвоиров и священник, за которым шел Турлоу, оказались прямо напротив люка, и доктор мог слышать их разговор.
Конвоир привязал ремешок к левой руке Турлоу, велел сесть глубже на стул.
— Положите руку сюда, Джо. Немного дальше, туда.
Конвоир затянул ремешок.
— Не больно?
Мэрфи покачал головой. Его глаза были такими же остекленевшими, в них застыл взгляд загнанного животного.
Палач взглянул на конвоира, пошутил:
— Эл, почему бы тебе не остаться здесь и не подержать его за руку?
В этот момент Мэрфи точно очнулся от оцепенения и добил Турлоу, заставив его отвернуться.
— Оставайся-ка ты лучше с мулами и повозкой, — сказал он.
Эта была фраза, которую он много раз слышал из уст Рут, одно из тех странных семейных выражений, означавших что-то особенное для узкого круга близких. Сказанная сейчас Мэрфи, поговорка стала связующим звеном между отцом и дочерью, которое ничто не могло разбить.
Все остальное было лишь разрядкой.
Вспоминая то утро, Турлоу вздохнул, спустил ноги с кровати и ступил на холодный пол. Он влез в шлепанцы, накинул халат, подошел к окну. Он стоял там, глядя на тот самый вид, который заставил его отца купить этот дом двадцать пять лет назад.
Утренний свет резанул по глазам, и они начали слезиться. Турлоу взял с тумбочки темные очки, надел и отрегулировал линзы чуть ниже болевого порога.
Над долиной плыли обычные утренние облака, висела мгла цвета красного дерева, которая должна была рассеяться примерно часам к одиннадцати. На ветвях дуба перед домом сидели два ворона, хриплым карканьем созывая невидимых сородичей. Капля росы скатилась с листа акации прямо под окном.
За деревьями что-то шевельнулось. Турлоу повернулся в том направлении и увидел сигарообразный предмет, парящий в воздухе. Предмет проплыл мимо вершины дуба, вспугнув воронов. Птицы тяжело поднялись и улетели; их карканье прозвучало резким диссонансом.
«Они видят эту штуку, — сказал себе Турлоу. — Она существует на самом деле!»
Внезапно летающая тарелка резко повернула влево и вверх и исчезла в облаках, оставив облако шаров и дисков.
Их тоже поглотила густая облачность.
Турлоу стоял, точно громом пораженный, но тут тишину прорезал скрипучий голос:
— Ты — тот туземец, Турлоу.
Резко обернувшись, Турлоу увидел стоящее на пороге спальни привидение — приземистую кривоногую фигурку в зеленой накидке и трико, с квадратным лицом, темными волосами, серебристой кожей и широким провалом рта. Глаза странного гостя лихорадочным блеском горели из-под выступающих бровей.
Его губы зашевелились, и снова раздался резкий, гулкий голос:
— Меня зовут Келексель.
Слова звучали четко, без малейшего акцента.
Турлоу изумленно уставился на пришельца. «Гном? — спросил он себя. — Или лунатик?»
В мозгу разом заклубился целый рой вопросов.
Келексель взглянул в окно за спиной Турлоу. Довольно забавно было видеть, как свора Фраффина ринулась догонять пустой иглолет. Разумеется, запрограммированный автопилот не сможет вечно ускользать от преследователей, но к тому времени, когда они поймут ошибку, здесь уже все будет кончено. Им не воскресить мертвых.
Фраффину придется взглянуть в лицо всему этому… и своему преступлению тоже.
Возродившаяся гордость укрепила волю Келекселя. Он хмуро взглянул на Турлоу, подумал: «Я знаю, что должен с ним сделать». Рут скоро очнется и придет на голоса. Когда она войдет, ее глазам предстанет картина полного торжества Келекселя. «Она еще будет гордиться, что чем обратил на нее внимание!» — подумал он.
— Я наблюдал за тобой, знахарь, — сказал Келексель.
У Турлоу мелькнула мысль: «Может быть, этот странный псих пришел убить меня из-за моих показаний в суде?»
