Чарльз Плэтт - Человек из кремния
Бейли вовсе не улыбалось оставаться в этой второсортной пьесе еще пять лет, переигрывая заново затяжную, мрачную, неприглядную войну в умирающей с голоду стране. Что же это? У него нет выбора, раз нет связи с MAPHISом?
Лимузин остановился перед светофором у Парламент-Сквер. Повинуясь внезапному импульсу, Бейли распахнул дверцу, выпрыгнул на тротуар и побежал.
Сзади раздались удивленные возгласы, но он не обращал внимания. Свернув за угол, он помчался по узкой боковой улочке, мимо старинных, в саже и копоти, домов. Он снова свернул за угол и… налетел на невидимую преграду.
Не было ни боли, ни толчка — просто его как бы мигом заморозило. Он попробовал пробиться вперед, но мускулы сковал паралич, а улица выглядела, точно фотография. Стояла гробовая тишина. Ни звука, ни движения.
Он хотел было что-то сказать, но обнаружил, что не может.
Ему стало страшно. Ясно одно, либо отказало оборудование, либо произошел сбой в программе. Сознание его все еще жило, но обширная, сложная программа, симулировавшая поступавшие ощущения, зависла. Да, зависла; в худшем случае все вокруг наверняка потемнело бы. Система работала словно по замкнутому кольцу. Он чувствовал воздух в легких ждавших выдоха, вес тела, перенесенный на одну ногу, в то время как другая повисла в воздухе. Может быть, сбой вызван им самим. Ведь он сделал нечто неожиданное: Выскочил и побежал в тот район, данных которого у MAPHISа могло не быть. Хотя в сценарии с самого начала что-то пошло вкось: он же посылал команды системе, а та не отзывалась.
Он попытался пошевелиться, но не смог даже моргнуть. Он застыл на тротуаре, глядя прямо вперед; пара пешеходов недвижно замерла примерно в квартале от него; посреди улицы застопорились машины с тающими дымками позади.
Затем элементы декорации один за другим начали пропадать. Пропали пешеходы, исчезли машины.
Неужели я буду следующим, в ужасе подумал Бейли. Ему вдруг очень захотелось жить, пусть жизнь — просто симуляция…
Белая полоса посреди мостовой начала рассасываться, точно дорога впитывала ее в себя. Внезапно исчезли щели между камнями, которыми вымощен был тротуар. Все вокруг лишилось деталей: пропали отражения в стеклах витрин, облака в небе, дорожные знаки, промежутки меж кирпичами в стене здания напротив. Изображение до абстрактности упростилось: черная улица, серый тротуар, грязно-рыжие фасады домов, окна в белых рамах.
Затем исчезли и окна. Теперь Бейли окружала абстрактнопримитивистская картина: полдюжины больших кубов однообразно-ровного цвета.
Пропал и тротуар, оставив под ногами лишь темно-серую бездну. Здания пропадали одно за другим, оставляя за собой лишь гладкую серую равнину до самого горизонта. Начала исчезать и дорога.
И, наконец, небо. Оно постепенно темнело, пока не сравнялось цветом с лежавшей внизу равниной, и больше глазу не за что было зацепиться: все вокруг было сплошь серым.
Да заберите же меня отсюда, ради бога, подумал Бейли. Вытащите, заберите, куда-нибудь, назад, домой… назад — куда?
Страх его усилился — он понял, что не может вспомнить название района, где жил… Это… это было в таком большом городе на западном побережье, в штате… В каком штате?
Он поспешно начал зондировать свою память. Прежде, чем стать инфоморфом, он был следователем. Да, это он отлично помнил. Работал он… в каком-то бюро. Национальном бюро… Нет, неверно. Память точно испарялась. Думай, приказал он себе. Сосредоточься. Твою жену звали… Шерон? А сына — Дэйвид. Нет, Дональд. И ты ездил на работу в машине по… по дороге, она называлась ран-уэй. Или бай-уэй? Ездил в такое место, такое высокое, сделанное из… из чего-то блестящего. Там были люди, одни — просто замечательные, а другие — нет. Они что-то тебе давали… Еду. Ты вез еду домой, ел и шел спать. Иногда тебе снились плохие сны, и когда ты просыпался, рядом была прекрасная женщина. Она заботилась о тебе.
Хочу домой, подумал он. Хочу… Чего хочу? Хочу к… к кому-то, кто любит меня. К кому-то, кто обо мне позаботится, кто знает, как меня зовут…
А как меня зовут?
То была последняя его связная мысль. Серое вокруг понемногу темнело, что-то теплое и мягкое обволокло все тело, в ушах зашипело. Умственная работа точно споткнулась. Сознание, точно изображение в кинескопе старинного телевизора, внезапно сжалось до световой точки, медленно блекнущей и пропадающей бесследно.
КРУШЕНИЕ
Машина лежала на берегу, искореженная, почерневшая. Мерзко воняло копотью и жженой резиной. Оконные стекла потрескались от жара, а камни вокруг были липкими от остатков химикалий, которыми пожарная команда сбивала пламя.
— Проломил ограждение вон там, — сказал высокий, худощавый полисмен, отряженный охранять место происшествия. Ему было немного за 20, униформа сидела на нем мешковато, а голос звучал как-то чересчур громко, точно служивый старался громкостью искупить недостаток солидности. — Вон, видите?
— Да, — сказала Шерон, слишком расстроенная, чтобы обращать внимание на подобные мелочи.
Подпрыгнув под временное ограждение, она начала спускаться по камням, в прожилках водорослей. Под ногами хрустели ракушки. Приближался прилив, и ветер доносил до нее брызги воли, бивших в берег едва ли не под ногами. До заката оставалось часа два; низкое солнце золотило поверхность океана.
Она подошла к машине. В груди защемило. Хоть она и знала, что тело мужа уже убрали, Шерон словно шла к его последнему приюту — или, хуже того, к тому, что его убило. Убийство, вот что это такое, на этот счет у нее не было теперь никаких сомнений. Она решила, что он представляет серьезную опасность для их исследований, и потому поместили его в машину, устроили катастрофу, убили его так, чтобы все выглядело несчастным случаем. В этом, после всего, услышанного от Юми, Шерон была уверена.
— Осторожнее там, на камнях, — крикнул сверху полисмен. — Они могут быть скользкими, понимаете? — Он сделал паузу. — Вообще, что вы там ищете?
— У мистера Бейли в машине был кейс, — сказала она.
Он рассмеялся.
— Черт; немного; наверное от этого кейса осталось.
— Кейс был в металлическом корпусе. Он должен уцелеть, хотя бы сгорело все остальное.
О самодельном пистолете она не упомянула. Остановившись у взломанной рабочими из спасательной команды дверцы со стороны водителя, она заглянула внутрь. Внутри все было покрыто толстым слоем копоти. Почерневшие пружины сидений, каркас панели управления. Пол в потеках застывшего пластика усыпан пеплом. Ни следа кейса. Ни спереди ни сзади.
Подобравшись к задней части машины, она подцепила ногтями крышку багажника. — Эй, вам не положено там шуровать! Полисмен начал спускаться к ней. — Вы, конечно, журналист, но это же вещественное доказательство!
