Илья Цибиков - Бегущие по ветрам
XVIII
- Армы! Армы! - отчаянно закричал воевода Геррам. Он стоял на высоком холме, взгляд его был устремлен вниз. Там, пока еще далеко, среди деревьев мелькали фигуры в красном. Армы приближались, размахивая длинными мечами, копьями, алебардами, палицами и прочим устрашающим оружием. Еще дальше синела река, у берега выстроились в один ряд десяток лучников. - Армы внизу! К оружию! Скорее! Армы бегут сюда! Геррам увидел, как с другой стороны холма, где находились ирбы, зашевелились, послышались крики, лязг обнажаемых мечей. Повозки встали, воины бежали на холм, чтобы встретить врага, женщины и дети бросились в чащу леса. Когда почти вся мужская часть ирбов оказалась на холме рядом с Геррамом, армы были уже недалеко. - Откуда они? - зарычал Ниакар, негодуя. - Похоже, предполагали, что мы попытаемся уйти, поэтому отослали в ближние леса отряды. - Их не так много! - крикнул вождь ободряюще. - Вперед, свободные ирбы! Мунн выглядел взъерошенным, волосы встали дыбом, но в глазах горел огонь борьбы, да и посох уже запылал ярким ослепляющим светом. - Начнем со стрел, - проговорил Мунн. - Их лучники далеко, нас не достанут. А вот наши могут уложить первые ряды. - Хочешь принять их прямо здесь? - спросил Геррам. Главный волхв кивнул: - Ты воевода, тебе и решать. Воевода с сомнением взглянул на вождя. Тот уверенно произнес: - Да, Геррам, твой брат прав, глупо выступать вперед, под обстрел лучников. Примем бой здесь! - Но если мы возьмем верх, лучники убегут! - А так мы можем вовсе не взять верх! Разговор прервался, так как головы первых армийских ратников уже показались над зарослями терновника. Тот час же запели тетивы массивных луков, в бой были пущены первые стрелы. Несколько армов упали замертво, двух ранило, а один обратился в бегство. Армов становилось все больше. Полетели вторая, третья, а затем и четвертая партии стрел. Воины в красном падали, как подкошенные. Но один все же ухитрился и прорвался на порядочно близкое расстояние, даже успел замахнуться, чтобы бросить тяжелое копье, но тут ноги дернулись, подкосились, оружие выпало, и он рухнул с торчащим из глаза ярким оперением. Стрела попала прямо в глазное яблоко, пронзила мозг, а затем и кость, после чего вышла наружу с другой стороны и остановилась. - В атаку! - прохрипел Мунн. Теперь расстояние сократилось настолько, что можно было начинать ближний бой. Лучники бросили луки, освободили спины от тяжелых колчанов и, взявшись за мечи и топоры, бросились на врага вместе с остальными. По численности ирбов было ощутимо больше, на их стороне был опыт многих боев и умения, зато на стороне противника стояла не знающая пределов сила, носящая название молодость. Так началась сложная битва. Дрались все: и старый вождь, и советники, и чародей Мунн, и хозяйственник Ниакар, и земледельцы, и кузнец Родко, и охотники, и рыбаки, что уж говорить о военной силе ирбов. Дрались здорово, уверенно, потому как каждому убивать не в первый раз, каждому не в первый раз защищать свою жизнь, жизнь своих близких, своего племени. Это были ирбы. Возможно, кто-то из них когда-то пришел из племени тех же армов, кто-то раньше считался жробом, кого-то изгнали из племени алтов или гиритов и так далее. Но все они были едины мыслью, значит, едины желанием победить врага во чтобы то ни стало. Кроме того, за них была правда, ведь они оборонялись, а не нападали. Главный волхв Мунн был разъярен до предела. Его глаза метали настоящие ослепляющие молнии, превращая вражеских ратоборцев в пепел, его руки сжимали магический посох, а тот так и вспыхивал, так и загорался, кидая на армов сгустки всепожирающего пламени. Мунн приседал, прыгал, завывал, вскидывая руки к небу, потом опускался и начинал шептать что-то, обращая лицо к земле. И опять летели молнии и опять обдавало жаром от нескончаемой, казалось, череды пылающих огненных стрел. Ниакар дрался, размахивая широким топором, не щадя ни врагов, ни себя. Рубил одного за другим, почти без оглядки, ведь определить, где чужие, где свои никакого труда не представляло, потому как все армы были одеты в красное, а ирбы намеренно убрали из своих одеяний такие цвета. Главный хозяйственник показывал себя настоящим зверем, он даже не соображал, что делает. Умение вести бой было у него в крови, он крушил и рвал, подобно свирепому волку. Его окружили со всех сторон. Но кто-то сразу упал со вспоротым животом, кто-то остался без руки, кому-то разрубило голову, а кто-то и вовсе развалился на две ровные половинки от макушки до пят. Топор у Ниакара был поистине огромный. Хозяйственным этот топор назвать было трудно, хотя главный хозяйственник всегда говорил, что этот топор на самом деле для того, чтобы валить исполинские деревья, а не уничтожать живых людей. Но так или иначе сейчас топор оказался ужасным оружием в руках человека готового на все ради спасения жизней своих друзей. Многие ирбы дрались так, как никогда прежде. Это было очевидным, это висело в воздухе и, наверное, это ощутили армы. Ощутили и дрогнули. Продолжали отчаянно бороться, но видно было, что дрогнули. Руки перестали так уверенно держать оружие, ноги все время на что-нибудь натыкались, совершались немыслимо глупые ошибки. - Их лучники переправляются на другую сторону! - закричал Грибоед, один из ратников. Он в два прыжка вскарабкался на березу и уставился вдаль. Бегут! Бегут! Их лучники бегут! Вождь стоял, в окружении советников, лицо перекосила гримаса усталости, рубашка стала красной то ли от своей, то ли от армийской крови. На виске зияла глубокая царапина, по щеке скатывались капельки черной крови. Вокруг валялось много поверженных, некоторые еще дышали, но всеми усилиями пытались этого не показывать, чтобы чужие не добили, ибо жизнь в такие моменты начинает стоить очень дорого. В такие моменты любое величие сходит на нет. Враг постепенно отступал. С обоих сторон были большие потери, но армов осталось совсем мало, поэтому они попятились назад, начиная паниковать. Тем более, что лучники бросили их, они лишились поддержки и надеяться теперь можно было только на самих себя. - С боков! - заорал воевода. Он шатался, глаза заливала кровь, но еще стоял, видел поле боя и мог отдавать правильные приказы. - Не дать отступить к реке! Заходите с боков! Заслышав приказ, многие ирбы рванулись в стороны и побежали вниз. Некоторые падали, спотыкаясь о большие булыжники, угрожающе торчащие из земли, катились вниз, но потом вскакивали и оказывались уже с мечами наготове. Острые колючки резали кожу, но люди спускались, ведь нужно было обогнать отступающих и обязательно успеть окружить до того, как они доберутся до реки. Армы, окончательно сбитые с толку, предались смятению, а завидев, что путь для отступления им пытаются закрыть и скоро бежать будет уже некуда, многие стали останавливаться, оглядывались, в надежде увидеть где-то пробой, дыру в стене соперников, куда еще можно было бы прорваться. Но в ответ на такие замешательства тут же получали отмщение, набежавшие ирбы несколькими умелыми ударами низвергали их на землю. Теперь уж армов осталось совсем немного. Все они сбились в одну кучу и бежали вниз. Кто-то падал, его топтали ноги ошалевших от страха соотечественников. Вконец ошалевшие, они неслись вниз, лишь иногда останавливались, чтобы отбить атаки набежавших ирбов, но там дальше, внизу, уже поджидали другие ирбы. - Гоните их к нам! - призывали ирбы, с пугающим торжеством в глазах. Вдруг опять засвистели стрелы. Это ирбийские лучники забрались на деревья и оттуда произвели умелый нацеленный залп. Немало ратников в красном упали разом, как подкошенные, в остекленевших глазах выразилась безнадежность. В следующих миг на оставшихся бросились те, кто успел окружить ранее, надавили догоняющие. Тогда раздались последние крики, сейчас уже крики агонии... и все завершилось. Мгновенно так, будто ничего и не было, будто никто и не думал сопротивляться. Потом уже не было криков, лишь только стоны, но и они в скором стихли. В тот момент на обагренный кровью холм опустилась тишина. Смертельная тишина. Битва кончилась. Кончилась удачно, захватчики повержены, но радости на лицах ирбов не было ни капли. Они понесли гораздо большие потери, чем армы. Последние потеряли лишь немного, а вот ирбы лишились больше трети мужчин своего братства. Понурив головы, ирбы долго еще ходили по месту сражения. Мало кто осмеливался заглянуть другу в глаза. В глазах нечего было видеть, ведь нет радости в уже совершенном убийстве, тем более нет радости, когда многие твои друзья погибли. И мало счастья в том, что ты жив и тебе еще предстоит упорно бороться до последнего. Для умерших все кончилось, а живым еще предстоит плакать, долго плакать алыми слезами. Из леса стали выходить женщины и дети. С бледными лицами и красными глазами, они были до смерти напуганы и казались обреченными. - Все мы скоро умрем, - хмыкнул Костоправ. - Рано или поздно, они все равно найдут нас. - Возможно, - согласился Мунн. - А смерть - это штука ужасно неприятная. - Ну и что? - Да ничего. - Не понимаю, - нахмурился лекарь. - Мунн, ты о чем? - Да все о том же. Костоправ вздохнул. - Послушай, Мунн, а какая она жизнь, там? - Где? Лекарь смутился. - Ну там. После этой жизни. На этой земле. - Там жизни нет. - Как это? - А так. Там даже земли нет. То что есть там - это не жизнь. Не жизнь для человека. Понимаешь, после смерти ты потеряешь свое тело, а потеряв тело - перестанешь быть человеком. - Но, Мунн, а как же душа? Волхв громко рассмеялся, посмотрел на лекаря, качая головой. - Какая душа? Душа - капелька бога в человеке. После смерти бог забирает ее, а если хочет - позже делает из нее нового человека. Так что, береги свою жизнь, лекарь. Ибо смерть - это конец жизни. Но помни, боятся смерти не надо, если уж она придет, то тебе будет уже все равно. - Нет. Нет, я тебе не верю, Мунн. - Молодец. Я тоже не хочу верить. Но когда вижу то, что видел только что, ни о чем другом думать не получается.
