Евгений Прошкин - Магистраль
— Десять секунд, — с ухмылкой подтвердила Прелесть. — Еще один сектор, около часа… Это ночью где-то. Не знаю, я тогда на операции была. И еще одна группа… Раз, два, три… Из трех секторов. Очень тесно.
Шорохов, чтобы занять руки, подлил себе чаю. Спохватившись, подлил и Асе.
“Ночью, когда она была на операции” — это относилось к гостинице. Олег не помнил, что там случилось, но подозревал, что ничего хорошего. В памяти болтались какие-то тени, скорее даже призраки… Что-то связанное с гостиничными путанами. Ни к чему это, решил Олег.
С “тесной группой” было проще — в нее вклинивалась долгая беседа с Лисом, поэтому Шорохов как минимум понимал, о чем речь. Но если закрыл — значит, так надо.
И к этим двум эпизодам — какие-то десять секунд…
— А еще?… — спросил Олег.
— Все. — Прелесть показала ему корректор, и он убедился: действительно, все.
— Я готов. Что там у нас пропало? С тобой вдвоем…
— Ты серьезно?!
— Вполне. Давай-давай, а то передумаю. Ася фыркнула и подняла корректор…
Олегу сделалось грустно. Настолько грустно, что впору было пальнуть себе в висок. Но не из станнера же…
Окурков в пепельнице заметно прибавилось, фантиков тоже. Прелесть, скучая, крутилась в кресле Василия Вениаминовича.
— Так что ты там про моих родителей?! — вскинулся Шорохов. — Ася, ты женщина, и бить тебя не положено, но учти!… — Он нахмурился и спрятал кулак. — Фу… Так это… и правда, ерунда. Что же ты не предупредила?!
— Предупреждала. Не поверил.
Олег раздосадованно хлопнул по столу. Пятнадцать минут паралича — и ради чего? Ради воспоминания о том, как его напарница увидела свою фотографию в новом паспорте и что-то такое сказала, и он что-то такое ответил, и она, понятное дело, тоже ответила, и…
И в итоге Лопатин, умаявшись слушать этот хай, закрыл обоих.
— Весьма содержательно… — покачала головой Прелесть.
— Н-да… Больше ни секунды?
— Больше ничего.
— Где же дорога в школу? Туда и обратно.
— И мое согласие на службу…
— Я точно знаю, что мне известен адрес базы, — медленно проговорил Олег. — Я должен его знать… Но не знаю.
— Да-да… — кивнула Прелесть.
— Но я убежден!… — воскликнул Шорохов и замолчал.
“Убежден” теперь относилось к прошедшему времени. “Был убежден” — так вернее. Олег не сомневался, что его возили в школу — именно в задрипанном “ЛиАЗе”. Его не сильно смущала потеря адреса, ведь он полагал, что это дело рук бдительного Вениаминыча. Он смирился даже с отсутствием самих “ЛиАЗов”, но исчезновение воспоминаний о той поездке объяснить было невозможно.
Впрочем, воспоминания как будто оставались на месте: Щелковский автовокзал, жара, три автобуса, пылища, лес за окном… лес за окном… снова лес, лес, лес… потом сразу — ворота. КПП, липовые гэбэшные сержанты, черные усы Хапина. Воспоминания были, но они словно такими и родились — уже урезанными. И нельзя сказать, что Олег не смотрел на дорогу… Как раз смотрел, и внимательно. Это его и удручало. Смотрел — и что же запомнил? Деревья, сплошные деревья… И красные звезды на зеленых воротах. Приехали, стало быть…
— Школа есть, но адреса у нее нет, — печально подытожила Ася. — Вздор какой… Не на Марсе же она находится…
— Она в нашей памяти, — ответил Шорохов. — Это все, что нам о ней известно.
“И не только школа, — уточнил он про себя. — У некоторых вместе со служебными адресами пропадают и домашние И не из памяти пропадают, между прочим. Там-то они остаются. А пропадают из жизни. И это скорее паршиво, чем как-либо еще…”
— С вербовкой у тебя тоже не прояснилось? Нового ничего?…
— Сказала же, нет! — раздраженно отозвалась Прелесть. — У меня… — Она подвигала пустую пачку “Салема” и нехотя взяла его “Кент”. — У меня хуже, Шорох. Я надеялась, это все из-за коррекции… А ни фига, оказывается. Коррекция ни при чем. Это с мозгами беда.
— Ну прям уж!…
— Заглохни. Я кое-что помню. Чего на самом деле не было. То есть не могло быть. Никак… Просто по времени не складывается. Параллельные какие-то события… то есть… — Она почувствовала, что не в силах объяснить, и длинно вздохнула.
— У меня тоже параллельные, — поделился Шорохов. — После одной операции. Да ты в курсе — я про того хромого с пистолетом, которого ты на лестнице прищучила.
— Это совсем другое. Мои раньше возникли, понимаешь? Синхронно со школой. И весь год, что я там провела… я вроде и не там была.
— А где же? — удивился Олег.
— Хм… — недоуменно произнесла Ася. — Просто… жила. Но я же этот год на базе проторчала! Безвылазно! — Она прижала руки к груди, будто Шорохов ей не верил. — Хотя, может, и не год… Последнее время у меня все так одинаково было, все сливалось… работа-дом, работа-дом… друзья-подруги… Школу я помню намного лучше. Тебя помню, Хапина…
— А Ивана Ивановича?
— Дался тебе твой Иван Иваныч! Вот его точно не было.
— Иванов был. Был и есть, в отличие от меня, например… — решился наконец Шорохов. — Меня ведь нет. Я специально искал. Нет меня…
— А что у тебя по легенде? Что с твоим клоном?
— Не знаю. Я же говорю, его нет! Исчез.
— А мой умер, — тихо сказала Прелесть. — Буквально на днях. Год за меня прожил, пока я в школе была… И умер. Умерла… В тот же день, когда нас Лопатин к себе взял. Родиться для того, чтобы умереть… Как это грустно… Они не только живут, они и умирают за нас. Это ведь я должна была… — Ася отвернулась. — Клоны идут по нашим судьбам. Проходят то, что должны были пройти мы…
— Это всего лишь куклы.
— Какие же они куклы?…
— Куски мяса, похожие на нас, не более того. Манекены, не имеющие права выбора. Запрограммированные до самого конца.
— У моей программа была короткая… Очень короткая. Двадцать восемь лет, из них двадцать семь — чужие, прожитые не клоном, а мной. А ей оставался всего один годик…
— Пусть и тому радуется. Если б не твое решение прийти в Службу, она бы вообще на свет не появилась. Он, — поправился Олег. — Он, клон.
— Мое решение… Дело в том, что я его не принимала. Как-то оказалась на базе… каким-то образом… А помню другое… простую жизнь, скучную. Хотя прожить ее за меня должна была она. Мой клон.
— Не думаю, — сказал Шорохов. — Здесь либо совпадение, либо еще что-то. Глюки у всех бывают. У меня такой же завелся, и ничего.
— Ты опять про Иванова? Вот уж и впрямь глюк! Забудь о нем.
— Угу… — промычал Олег.
Он не стал говорить Асе, что с удовольствием очистил бы память от этого никчемного персонажа, но опасался, что вместе с Ивановым придется закрыть и всю учебу. Иван Иванович лез ему на глаза слишком часто, и рассортировать проведенные в школе полгода на минуты “с Ивановым” и минуты “без Иванова” не представлялось возможным. Его навязчивое присутствие было так же плотно встроено во все воспоминания, как… Шорохов неожиданно подобрал хорошее сравнение: как встроен домашний адрес в повседневную жизнь обычного человека. Вырви адрес — жизнь превратится в дуршлаг. Закрой Иванова — и от лекций останутся одни “здрасьте — до свидания”. А кроме того, Иванов существовал в действительности. В отличие от Асиного “неучтенного” года и всего прочего, что может наизобретать переутомленный женский ум, Иванов был реален — настолько, что сумел воспользоваться станнером.
