Роберт Хайнлайн - Чужак в чужой стране
— Ага, — Джубал помолчал, обдумывая новость. — Я думал, он собирается уходить после ленча. — Джубал неожиданно почувствовал тяжесть в желудке. Не то, чтобы Дюк что-нибудь значил для него, конечно нет! Вот уже много лет он не позволял ни одному человеческому существу иметь для него какое-нибудь значение, но теперь он был слегка встревожен. Правда, лишь слегка.
Можно ли возбудить дело за поворот человека на девяносто градусов относительно всего на свете?
Это не убийство, поскольку парень проделал это для самообороны, точнее, в видах необходимой обороны другого, то есть Джил. Можно апеллировать к пенсильванским законам относительно колдунов… но интересно бы послушать, как будет звучать обвинение. Кто знает, что придет в голову законникам.
Может ли укрывательство Человека с Марса быть определено как попытка нарушения общественного порядка? Похоже, пришла пора вводить новые законы. Майк уже выбил подпорки из-под физики и медицины, хотя представителям этих наук не было пока известно о грядущем хаосе. Харшоу вспомнил о том, какой трагедией была для многих ученых теория относительности. Не в состоянии переварить ее, они изо всех сил попытались замолчать работы Эйнштейна. Молчание оказалось фатальным; все, что эта закосневшая старая гвардия смогла сделать, это умереть и позволить взрасти молодым умам.
Его дед говорил о подобных же вещах в медицине, когда появилась иммунная теория: врачи сходили в могилы, называя Пастера лжецом, дураком или, что еще хуже, не желая верить доказательствам, говорили, ссылаясь на «здравый смысл», что такого не может быть, потому что этого не может быть никогда.
Что ж, нетрудно догадаться, что Майк способен вызвать большую сумятицу, чем Эйнштейн и Пастер вместе взятые. И это напомнило ему о…
— Ларри! Где Ларри?
— Здесь, босс, — отозвался громкоговоритель. — В мастерской.
— Кнопка тревоги у тебя с собой?
— Конечно. Ты сказал, чтобы я даже спал с ней.
— Вылезай оттуда и отдай ее Энн. Энн, надень платье Свидетельницы.
Она кивнула.
— Что, уже готовиться? — спросил Ларри.
— Просто отдай ее Энн, — Джубал вдруг увидел, что Человек с Марса все еще стоит перед ним подобно статуе… Статуе… Джубал порылся в памяти. «Давид» Микеланджело! Да, несмотря на руки и ноги подростка, абсолютно безмятежное лицо и взъерошенные длинные волосы. — Вот и все, Майк.
— Да, Джубал.
Но Майк чего-то ждал.
— Что-то занимает твои мысли, сынок? — спросил Джубал.
— То, что я видел в чертовой грохоталке. Ты сказал: «Но попозже мы с тобой поговорим».
— О, — Харшоу припомнил программу фостеритов и сморщился. — Хорошо, но не называй эту штуку чертовой грохоталкой. Это стереовизионный приемник.
Майк в замешательстве уставился на него:
— Это не чертова грохоталка? Я неправильно расслышал тебя?
— Это, конечно, чертова грохоталка. Но ты должен называть ее стереовизионным приемником.
— Я буду называть ее стереовизионным приемником. Но почему, Джубал? Я не могу грокнуть.
Харшоу вздохнул. Он уже пытался карабкаться на эту гору. Любой разговор с Майком рано или поздно сворачивал на человеческое поведение, не объяснимое логически, и все попытки что-то растолковать были бесполезной тратой времени.
— Я и сам не могу это грокнуть, Майк, — признался он, — но Джил хочет, чтобы ты называл эту штуку именно так.
— Я буду, Джубал. Джил хочет этого.
— Теперь рассказывай, что ты увидел и услышал и что грокнул из этого.
Майк помнил каждое слово и каждое действие, включая рекламу. Он почти дочитал энциклопедию, прочел статьи «Религия», «Христианство», «Ислам», «Иудаизм», «Конфуцианство», «Индуизм», «Буддизм» и родственные им. Ничего из этого он не грокнул.
Джубал узнал, что:
а) Майк не знал, что фостериты отправляли религиозную службу;
б) Майк помнил все, что читал о религиях, но оставил это для будущей медитации, так ничего и не поняв;
в) Майк имел довольно путаные понятия о том, что такое религия, хотя процитировал девять определений из энциклопедии;
г) марсианский язык не содержит ни одного слова, которое Майк мог хотя бы соотнести с одним из этих определений;
д) обычаи, которые Джубал описал Дюку как марсианскую религиозную церемонию, таковой не являлись; для Майка это было делом обычным, как посещение универмага для Джубала;
е) в марсианском языке невозможно разделить такие понятия, как «религия», «философия» и «наука», и поскольку Майк думал по-марсиански, для него также невозможно разделить эти понятия. Все, что касалось этих предметов, всегда исходило от Старших. Ни о сомнениях, ни об экспериментальных проверках он никогда не слышал (в марсианском просто не было подобных слов); ответы на любые вопросы исходили от Старших, которые были всеведущи и не знали ошибок, касалось ли дело погоды на завтра или космической телеологии. Майк видел как-то прогноз погоды и полагал, что это было послание земных Старших тем, кто еще не рассоединился. То же самое он полагал относительно авторов Британской Энциклопедии.
Но теперь (и Джубалу это было словно нож острый) Майк грокнул службу фостеритов как провозглашение намеренного рассоединения двух людей с целью присоединиться к здешним Старшим и был страшно возбужден. Правильно ли он все грокнул? Майк знал, что мог ошибиться из-за невежества, будучи «всего лишь яйцом». Но верно ли он грокнул это? Он ждал встречи с земными Старшими, у него накопилось множество вопросов. Не тот ли это счастливый случай? Или он должен просить о новых уроках, чтобы стать более подготовленным?
Джубала спас звонок. Появилась Доркас с сэндвичами и кофе. Джубал ел молча, что соответствовало понятиям Смита, которого учили, что еда — время для того, чтобы собрать мысли. Джубал тянул время, размышляя, и клял себя за то, что позволил Майку смотреть стерео. Мальчик должен переболеть религией, если он собирается прожить всю жизнь на этой тошнотворной планете. Но, проклятье, лучше было бы дождаться, пока Майк не приспособится к бестолковости человеческого поведения… но только не фостериты должны были выступить в качестве первого примера!
Будучи истинным агностиком, Джубал равно поносил все религии, от анимизма бушменов Калахари до самых интеллигентных верований. Но некоторые он не любил больше остальных, и Церковь Нового Откровения всегда заставляла его оскаливаться. Рассчитанные на простаков призывы фостеритов к вознесению прямиком на небеса, их высокомерная нетерпимость к другим верованиям, азарт торгашей и футбольных болельщиков на службах — все это угнетало. Если уж люди должны ходить в церковь, почему бы не делать это пристойно, как католики, последователи Христианской науки или квакеры?