Александра Сашнева - Наркоза не будет
Коша рассматривала свои руки и ненавидела себя.
Осталась одна в плывущем в серебристых сумерках параллелепипеде света.
Это был правильный трамвай. Он шел на Васильевский остров. Около Университета запахло горелой проводкой, и вагон остановился. Водитель вышел наружу, обошел трамвай кругом, чем-то постучал, вернулся в кабину и устало сказал в микрофон, что трамвай по техническим причинам дальше не пойдет.
" Я сожгла трамвай," - подумала Коша равнодушно.
Она поплелась одна по пустынному проспекту в своем длинном шикарном платье. Город, усталый бродяга, плелся за ней следом.
Он понимал.
Всё - пустое.
ПЛЯЖНЫЙ ЭТЮД. ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ РОНИ.
(Коша)
Коша не спеша взгромоздилась на подоконник и перекинула ноги в комнату. Минуту она сидела, как будто это надо было обдумать: заходить в дом или нет. В груди возник вздох. Она прошла к стене и протянула руку к выключателю.
Выключатель вспыхнул синим огнем, запахло паленой пластмассой.
- Шит!
Пить.
Она сходила с чайником за водой, свалив или ударив на своем пути все предметы, какие могли попасть под ноги. На улице-то можно было и почитать, не без труда конечно, но можно было. А в комнате - темно. Почти на ощупь Коша нашла штепсель и с третьего раза таки попала.
Розетка вспыхнула и сгорела.
Расплавилась обмотка шнура и брызнула на голую руку.
Коша заорала от внезапной невыносимой боли. Она прыгала по комнате, зажав руку, стараясь дышать как можно глубже, но легкие не слушались - боль проникла в межреберные мышцы. Когда мучение наконец ослабло, она испытала что-то вроде оргазма. Вся покрылась потом, как мышь.
И жить стало легче на целую пару минут.
Сдернув с себя платье, Коша рухнула в постель и свернулась зародышем.
Боль кончилась, и Коша почти протрезвела. Правда пространство все еще пыталось перевернуться, и в легких спирта было больше, чем кислорода, но мысли уже построились в армейском порядке, готовые кинуться в бой за реальность. Коша лежала и пыталась объяснить себе властью слов, что с ней на самом деле случилось. А спирт? Это ж анестезия!
Коша любила и Мусю, и Рината. Когда она думала о будущем, она думала о них с Мусей вместе. Потом она стала думать о них вместе с Ринатом. Ей казалось, что это непременно должно будет быть вечным, как рука, или часть желудка, и умрет вместе с ней. Ей было странно, что эта связь так легко оборвалась.
Неужели они не чувствовали этого? И как же решить? И как же понять, что это так легко? Она знала, что это легко, так почему же она так не умела?
"А может быть, я не человек?" - подумала она нерешительно.
Неизвестно, сколько прошло. Лет? Дней? Минут?
***
Стук в окно. Силуэт на фоне спутанных теней кленовых веток. Со скрипом открылась створка. Вошел ветер. Лист бумаги на полу поднялся парусом и поехал вдоль комнаты.
Роня осторожно заглянул в окно и увидел на диване темный ком.
- Коша!
- Роня? - ком поднял голову.
- Да, - откликнулся он почему-то шепотом. - Ты спишь?
- Залезай, я сожгла все лампочки. - Коша села на постели. - Классно, что ты пришел. Я разбила нос одному парню и сожгла трамвай. Мне сегодня ни к чему нельзя прикасаться... Все взрывается и ...
В этот момент в темноте сам по себе упал стакан. Наверно, крыса смахнула.
- ... разбивается.
Она засмеялась.
Роня осторожно впрыгнул в комнату:
- Я не разбудил тебя?
- Нет. Хорошо, что пришел...Сейчас оденусь. Можешь не отворачиваться.
Роня осторожно топтался у окна, не решаясь пройти, так как на полу валялись начатые холсты. Наконец он присел на подоконник.
- Пойдем гулять? Я хочу сходить с тобой в одно место. Я уже приходил вечером, но тебя не было.
- Пойдем, а почему ты шепотом? Что, кто-то спит?
- Да нет. Просто ночь...
- Да ладно. Какая это ночь. Одно название. На улице читать можно.
- Возьми флейту... Ладно?
- Если найду. А! Посмотри на шкафу.
Роня полез длинными руками на шкаф и чем-то там загрохотал.
- Нашел.
Он в нее тихонько дунул. Коша сначала не поняла, что это флейта. Показалось, что это какой-то зверь на улице.
Они выбрались из квартиры. Теперь Коша была в своей обычной одежде. Никаких платьев. Никаких артисток. Все это - дерьмо.
Ночь стала прохладной.
Роня долго вел по незнакомым линиям. Они остановились, когда над ними навис мрачным силуэтом пустой, выпотрошенный корпус старого завода.
- Вот! - Роня указал путь рукой и ломанулся вперед, через дырку в заборе.
- Страшно, - сказала Коша и последовала за ним. - Хорошо, что я пьяная.
Они взобрались по бетонным обломкам внутрь. Лестничные пролеты в никуда, куски рубероида, свисающие с проломов в этажах. Ноги спотыкались о согнутые прутья и ящики. Под подошвами скрипели осколки стекла. Дружки пробрались к железной лестнице в центре сооружения, вскарабкались на верхний этаж. В разоренной крыше широко открылось изсиня-серое небо. Скоро утро. Буквально вот-вот.
- Давай! - сказал Роня и протянул флейту.
- Не хочу. Настроения нет. Меня колбасит.
- От чего?
- От того, что я не понимаю, кто я. Ладно, не суть.
- Ну, пожалуйста. Хотя бы чуть-чуть, - упрямо дергал ее за рукав Роня.
Коша толкнула его и повысила голос:
- Слушай! Давай сам, если тебе так надо!
Роня со вздохом опустил глаза и, отойдя на пару шагов, стал мучить инструмент, извлекая из нее что-то вяло непотребное. Коше стало за друга больно, а за дудку гадко. Подошла и молча протянула руку.
Роня с довольной усмешкой, положил в ладонь деревянное тельце флейты. Коша немного постояла, слыша ночь, и осторожно, почти неподвижно удерживая диафрагму, выдохнула в нее долгую утробную "фа". И держала ее пока не слиплись опустошенные легкие, и не свело спазмом мышц живот. Огромное нутро завода всхлипнуло и застонало в ответ, долго забавляясь со звуком, боясь, что он больше не повториться, поворачивало его и так и сяк, дорожа его неясной шероховатой формой.
Они вместе с Роней слушали, пока в воздухе не остался только последний мягкий вздох.
Коша снова втянула сырой питерский воздух. Защекотало горячие альвеолы, в которых было все еще больше спирта, чем кислорода. Она с трудом удержала кашель. Закружилась голова, пространство сомкнулось над ней свинцовой невской волной и потекло мутным вибрирующим звуком. Волосы приклеились к внезапно вспотевшему лбу. Боялась, что упадет, но уже не могла остановиться. Ветер, точно большой зверь, осторожной мягкой лапой шевельнул волосы, Ронину рубашку. Нева пошла рябью. Коша опустила флейту, в голове возникла опустошенная тьма.
- Играй! - Роня подтолкнул ее руку с флейтой обратно к губам.
Коша снова стала играть.
Она утратила волю.
