Роберт Сойер - Неандертальский параллакс
Она подошла к Адекору и положила руку ему на плечо.
— И я, дочь человека, в убийстве которого обвиняют Адекора, говорю вам: я не думаю, что он это сделал. — Она замолчала, быстро взглянула на Адекора и снова встретилась взглядом с арбитром Сард.
— Ты сама видела запись алиби, — встряла Болбай со своего места на краю первого ряда зрителей. Сард шикнула на неё.
— Да, — сказала Жасмель. — Да, я видела. Я знала, что у отца была повреждена челюсть. Она иногда болела, особенно по утрам. Я не знала, кто нанёс повреждение — он никогда не рассказывал. Но он говорил, что это было очень давно, что тот, кто это сделал, глубоко раскаялся, и что он его простил. — Она помолчала. — Мой отец хорошо разбирался в людях. Он не вступил бы в партнёрство с Адекором, если бы считал, что есть хоть малейшая возможность того, что Адекор снова совершит подобное. — Она посмотрела на Адекора, потом снова на арбитра. — Да, мой отец пропал. Но я не думаю, что он был убит. Если он и умер, то в результате несчастного случая. А если нет…
— Вы думаете, он ранен? — спросила арбитр Сард. Жасмель смешалась; для арбитров нехарактерно задавать прямые вопросы.
— Возможно, арбитр.
Но Сард лишь покачала головой.
— Дитя, я сочувствую тебе. Правда сочувствую. Я слишком хорошо знаю, каково это, потерять родителя. Но то, что ты говоришь, лишено смысла. Люди обшарили всю шахту в поисках твоего отца. Женщины также участвовали в поисках, хотя уже были Последние Пять. И собак тоже приводили.
— Но если бы он умер, — сказала Жасмель, — его компаньон передавал бы сигнал, по крайней мере, какое-то время. Его искали переносными сканерами, но не обнаружили.
— Это так, — согласилась Сард. — Но если его компаньон был намеренно выведен из строя или уничтожен, никакого сигнала не было бы.
— Но нет никаких свидетельств…
— Дитя, — сказала арбитр, — люди пропадали без вести и раньше. Когда жизненные обстоятельства становятся невыносимыми, некоторые люди выдирают компаньон из запястья и уходят в необитаемые земли. Они отказываются от всех благ цивилизации и присоединяются к одной из общин, избравших традиционный образ жизни, либо просто ведут жизнь кочевников-одиночек. В жизни твоего отца было что-то, что могло толкнуть его на такой путь?
— Нет, — ответила Жасмель. — Я виделась с ним, когда Двое в последний раз становились Одним, и с ним всё было в порядке.
— Мельком, — сказала арбитр.
— Прошу прощения?
— Ты виделась с ним мельком. — Сард, очевидно, заметила, как бровь Жасмель полезла на лоб. — Нет, я не смотрела твой алиби архив; ведь тебя ни в чём не обвиняют. Но я навела справки; это полезно, когда ведёшь такое необычное дело, как это. Так что я спрашиваю снова: была ли какая-либо причина для того, чтобы твоему отцу захотелось исчезнуть? В конце концов, он мог просто скрыться от Адекора в шахте, подождать, пока вокруг не будет ни одного шахтного робота, и потом просто подняться наверх на лифте.
— Нет, арбитр, — сказала Жасмель. — Я не помню никаких признаков психической нестабильности, он казался вполне счастливым — ну, настолько, насколько может быть счастливым человек, не так давно потерявший партнёршу.
— Я подтверждаю, — сказал Адекор, обращаясь напрямую к арбитру. — Мы с Понтером были счастливы вместе.
— Вашему свидетельству в данных обстоятельствах доверять нельзя, — сказала Сард. — Но, опять же, я наводила справки, и все подтвердили то, что вы говорите. У Понтера не было долгов, которые он не был бы в состоянии выплатить, не было ни врагов, ни надалп — никаких причин бросать семью и карьеру.
— Именно, — сказал Адекор; он знал, что должен молчать, но не мог сдержаться.
— Итак, — сказала арбитр Сард, — если у него не было причин исчезать, и не было психического расстройства, то мы возвращаемся к аргументу Болбай. Если бы Понтер Боддет был лишь ранен или умер от естественных причин, то поисковые партии его бы нашли.
— Но… — сказала Жасмель.
— Дитя, — сказала Сард, — если у тебя есть какие-то доказательства — не просто личное мнение или суждение, а конкретное доказательство — что Адекор Халд невиновен, то изложи его.
Жасмель посмотрела на Адекора. Адекор посмотрел на Жасмель. За исключением пары покашливаний и случайного скрипа сиденья, в зале воцарилась абсолютная тишина.
— Итак? — сказала арбитр. — Я жду.
Адекор в ответ на взгляд Жасмель пожал плечами; он понятия не имел, правильно ли будет выложить это сейчас. Жасмель откашлялась.
— Да, арбитр, есть ещё одна возможность…
Глава 27
Мэри плохо спала в эту ночь.
У Рубена на заднем дворе были вывешены эоловы бубенцы. Мэри считала, что тех, кто так делает, надо расстреливать, но, с другой стороны, участок Рубена был площадью в два акра, так что бубенцы вряд ли беспокоили ещё кого-то. Однако их постоянное позвякивание не давало её нормально спать.
Вечером они долго обсуждали, кому где спать. У Рубена в спальне была королевского размера двуспальная кровать, диван наверху в кабинете, и ещё один в гостиной. К сожалению, ни один из диванов не раскладывался. В конце концов, решили положить в кровать Понтера — он нуждался в этом больше остальных. Рубен лёг на диване наверху, Луиза — на диване внизу, а Мэри улеглась спать в большом шезлонге, также поставленном в гостиной.
Понтер был серьёзно болен — но с Хак всё было в порядке. Мэри, Рубен и Луиза решили давать импланту уроки языка по очереди. Луиза сказала, что она всё равно сова, так что может заниматься с Хак по ночам; таким образом, языковые уроки будут вестись почти круглые сутки. Луиза и правда исчезла в комнате Понтера незадолго до десяти вечера, и снова спустилась в гостиную уже после двух ночи. Мэри не была уверена, разбудили её шаги Луизы, или она уже не спала, но она поняла, что её очередь идти наверх заниматься с Хак.
Разговаривая с компаньоном, Мэри нервничала. Не из-за того, что приходилось разговаривать с компьютером — это, наоборот, было ужасно интересно, а потому что нужно было остаться в спальне с Понтером наедине, да ещё и прикрыть дверь, чтобы звуки разговора не потревожили спящего в соседней комнате Рубена.
Она была поражена, увидев, насколько у Хак улучшился английский за те несколько часов, что она провела с Луизой.
К счастью, Понтер крепко проспал весь урок языка, хотя однажды Мэри чуть не запаниковала, когда он неожиданно зашевелился и перевернулся на другой бок. Если Мэри правильно поняла объяснения Хак, компаньон проигрывал Понтеру в ушные импланты белый шум, так что тихий разговор Хак и Мэри не мог его побеспокоить.
